Письмо третье
Давно все знаю наперед —
Твое невинное кокетство,
Все «да» и «нет» наоборот,
Все многоопытное детство,
Всю повесть подлинных обид
И очерк нежный губ надутых,
Твой горький взгляд и гордый вид,
Преображенные в минуту…
Все та же древняя игра,
Все та же терпкая примета
И та же мука до утра,
И та же сладость до рассвета…
Зачем же, зная наперед,
Когда все так уже знакомо —
Твой каждый шаг и поворот, —
Опять бросаюсь в этот омут?
Чего мне ждать, и где предел,
И что за видимым пределом?
Неужто нет достойней дел
И легче дел на свете белом?
Но день уходит в темноту,
В небытие наш день уходит.
И как паденье в пустоту,
Глухая тишь в ночной природе.
И я ищу твоей руки,
Чтоб в бытие свое поверить.
Мы так сейчас с тобой близки,
Что я не ведаю потери.
И что с того, что ночь уйдет,
С ней — наше нежное соседство?
С того, что вижу наперед
Твое невинное кокетство?
Тоска в тиши, луна и блеск седин.
Не мельтеши — ты должен быть один.
Друг, привыкай, ведь все идет к тому:
Тебе никто, ты тоже — никому.
К теплу подсядь и лампу засвети,
Чтоб дотянуть часов до десяти.
Читай, пиши да так — смотри на свет
В отмеренный тебе десяток лет.
А ночь в пути все медлит как назло.
Ушло за море летнее тепло,
И пляж осенний сиротливо пуст,
Как звук пустой из нелюбимых уст.
К теплу подсядь и лампу засвети,
Чтоб дотянуть часов до десяти…
Мне, осень южная, не дай сойти с ума,
Взбодри хоть ты, прибоя бахрома,
Пошли надежду, что еще придет
Весна к тому, кто осень переждет…
Читай, пиши да так — смотри на свет
В отмеренный тебе десяток лет.
Песок желтеет нынче у воды,
На нем людских детенышей следы.
А море плещет, дали затая,
В которых бродят наши сыновья.
И шепчет ночью Крымская земля
Затверженные притчи короля:
«Мой сын, беги богатств и нищеты,
Остерегайся лжи и суеты,
Не посягай на царский каравай
И женщине всех сил не отдавай…»
Так шепчет ночью Крымская земля
Затверженные притчи короля.
«Ты замыслами полон, но твой путь
Определил заранее Господь,
И глуп, кто нам о будущем твердит,
Не зная, что день завтрашний родит».
Так шепчет ночью Крымская земля
Затверженные притчи короля.
«Знай, лучше спать на кровле, в уголке,
Чем у жены богатой быть в руке.
Пусть свечка воска ярого горит.
Господь дома надменных разорит».
Так шепчет ночью Крымская земля
Затверженные притчи короля.
«И ты, мой сын, храни мои слова.
Старайся, чтоб душа была жива,
Не пропади на дальней стороне,
Будь мудрым, сын, и радуй сердце мне».
Так шепчет ночью Крымская земля
Затверженные притчи короля.
Мальчишки пели что-то мне битовое,
То грустное такое, то бедовое,
То жалобное, нежно-лебединое,
То бодрое, вполне телерадийное.
А мне все было далеко,
Как до звезды.
И в общем было это все
Мне до…
Девчонки стали петь нам про закаты
И что у них заочники-солдаты,
И что у них экзамены и зорьки,
И что у них на юбочке оборки.
А мне все было далеко,
Как до звезды.
И в общем было это все
Мне до…
Ну а когда я сам запел тоскливо,
Они прощаться стали торопливо,
Сказали, что давно их вышли сроки
И что у них не сделаны уроки.
Им так все было далеко,
Как до звезды,
И все мои страданья
Были до…
После шторма по бережку, после шторма по галечке
Мы бредем, глядя под ноги, интерес не тая.
Мужики ищут золото, мне ж не надобно золота —
Где ты, смытая временем жизнь моя?
А Господь улыбается, и волна насмехается:
Что ж ты, дурень, с ней сделаешь, если вправду найдешь?
Мужики сразу — водочку, ты ж давалку-молодочку,
И опять разменяешь, профинтишь ни за грош…
После шторма по бережку, где подводные запахи,
Где жратва непочатая наших будущих дней,
Ходим-бродим по галечке, смотрим под ноги пристально,
И тщета наших поисков с каждым годом ясней…
Как трудно стало время мерить,
Живешь, сквозь месяцы скользя,
И все еще так трудно верить,
Что мне чего-нибудь нельзя.
Что все простил и все проститься,
Что нет часов на суету
И что пора уже проститься
С друзьями кратко на мосту,
Что за потоком, за потопом,
За этой речкой нету лет,
Ни прозы тропкою, ни тропом
На этот берег ходу нет,
А потому без суесловья,
Не умножая пустоты,
Один лишь том у изголовья
Держи в часы ночные ты.
В нем всей земли и неба краски,
И в нем предсмертья маета
В ночном саду на праздник Пасхи
Перед пленением Христа.
О город мой шкодливый —
Жара печет, жара, —
Бесцельно суетливый,
Как танец комара…
Ты шумный, бестолковый…
Но рядом есть Рублево,
Ах, рядом есть Рублево,
Как тихое вчера.
На этом пляже сонном,
Над темною водой
Сижу почти влюбленный
И снова молодой —
Влюбленный в эту воду,
И берег, и леса…
Как жаль, что жизни этой
Осталось полчаса.
Я встану обреченно,
Рубаху натяну,
Покину нежно-сонную
Рублевскую страну,
Уйду туда, откуда
Нам нет пути назад —
В тот мир без снов и чуда,
Наш невозвратный ад.
И все прошу у Бога
Хоть малость потянуть,
Побыть бы мне немного
И в воду заглянуть,
Наплававшись, забыться
Здесь в шелесте лесном
И может, помолиться
О чем-нибудь ином.
Кончается наша дорога,
Смиряй туристический зуд —
Еще покейфуем немного,
А после, конечно, свезут.
Надежно, удобно, толково,
Чуток второпях, не беда —
К евреям другим в Востряково
Свезут нас с тобой навсегда.
И скажут прощальные речи
О том, как мы были чисты…
Как жаль, что о будущей встрече
Не знаем ни я и ни ты.
Как дни мимолетно коротки,
А свет — вот он был и погас…
Бульвары, и тряпки, и шмотки,
И те долговечнее нас.
Я видел раз плащ долгополый —
Любуйся смиренно и плачь —
В нем хаживал Чехов. — И что же?
Висит мертвечиною плащ.
А что нам с тобою осталось?
Давай остановим часы.
Как жаль, что точнее о встрече
Не знаем ни я и ни ты.
Прости мне, Боже, суету,
Неодолимую, как дьявол.
Я долго брел, летал и плавал,
Чадил в миру, скучал в скиту.
И ничего я не обрел.
Зачем, гонимый суетою,
Меж жизнью этою и тою
Скитался я, и плыл, и брел?
Город шумный и тысячеустый,
Он, куда б я ни шел, — впереди,
То о нем говорил Заратустра:
«Если нету любви, обойди».
Он своим многолюдством гордится,
Полстраны пожирает в обед,
Это он Вавилон и блудница,
И вместилище тысячи бед.
Тыщеногий и тысячерукий,
Он мильоноголов по утрам.
То его проклинали пророки
И клялись, что разрушится храм.
И, броски совершая шальные,
Я кляну его тоже в пути,
Но живут в нем такие родные,
Что нельзя мне его обойти.
Прилечу, обниму и растаю,
Сотню верст пробегу в суете,
А назавтра уже улетаю,
Соль обид унося на хвосте.
