448. «Когда-нибудь, уйдя в ночное…»
Когда-нибудь, уйдя в ночное
С гривастым табуном коней,
Я вспомню время боевое
Бездомной юности моей.
Вот так же рдели ночь за ночью,
Кочуя с берегов Невы,
Костры привалов, словно очи
В ночи блуждающей совы.
Я вспомню миг, когда впервые,
Как миру светлые дары,
Летучим роем золотые
За Нарву перешли костры.
И мы тогда сказали: слава
Неугасима на века.
Я вспомню эти дни по праву
С суровостью сибиряка.
<1944>
449. «Пришел и рухнул, словно камень…»
Пришел и рухнул, словно камень,
Без сновидений и без слов,
Пока багряными лучами
Не вспыхнули зубцы лесов,
Покамест новая тревога
Не прогремела надо мной.
Дорога, дымная дорога,
Из боя в бой, из боя в бой…
<1944>
450. «В моем вине лучистый белый лед…»
В моем вине лучистый белый лед.
Хвачу в жару — и вмиг жара пройдет.
В моем вине летучий вихрь огня.
Хвачу в мороз — пот прошибет меня.
В моем вине рассветная заря.
Хвачу с устатку — снова молод я.
Так много троп и много так дорог,
Утрат и непредвиденных тревог.
Но что метель и смертное темно
Тому, кто пьет солдатское вино!
<1944>
451. «Мы вышли из большого боя…»
Мы вышли из большого боя
И в полночь звездную вошли.
Сады шумели нам листвою
И кланялися до земли.
Мы просто братски были рады,
Что вот в моей твоя рука,
Что, многие пройдя преграды,
Ты жив и я живу пока.
И что густые кудри вётел
Опять нам дарят свой привет,
И что еще не раз на свете
Нам в бой идти за этот свет.
<1944>
452. «Еще утрами черный дым клубится…»
Еще утрами черный дым клубится
Над развороченным твоим жильем.
И падает обугленная птица,
Настигнутая бешеным огнем.
Еще ночами белыми нам снятся,
Как вестники потерянной любви,
Живые горы голубых акаций
И в них восторженные соловьи.
Еще война. Но мы упрямо верим,
Что будет день, — мы выпьем боль до дна.
Широкий мир нам вновь раскроет двери,
С рассветом новым встанет тишина.
Последний враг. Последний меткий выстрел.
И первый проблеск утра, как стекло.
Мой милый друг, а все-таки как быстро,
Как быстро наше время протекло.
В воспоминаньях мы тужить не будем,
Зачем туманить грустью ясность дней, —
Свой добрый век мы прожили как люди —
И для людей.
<1944>
Снежный ветер в поле воет.
Путь-дорога длинная.
Грянем, братцы, да сильнее
Песню соколиную!
Грянем песню перед боем
За отчизну милую,
Как мы с немцем боевою
Померились силою.
Как не выдержал гадюка
И бежал как бешеный…
Но настигла гада вьюга
Свинцовая, снежная.
Воет в поле снежный ветер.
Сто путей не пройдено.
Ничего не жаль на свете
За святую Родину!
<1944>
Полотенце с розовым цветком
Я храню в пробитом пулей ранце.
Если встанет дума о былом,
Если руки мне твои приснятся —
Я достану, я возьму из ранца
Полотенце с розовым цветком.
Посмотрю на чистое шитье,
Позабуду битвы на минуту —
Встанет предо мной лицо твое
Как тогда, в то радужное утро…
Хороша спокойная минута,
Рук твоих бесценное шитье.
Посмотрю и вспомню, как любил
Руки, что мне дали полотенце…
Посмотрю — и снова полон сил,
Снова битвой захлебнется сердце,
Чтоб дорогой скорой полотенце
Мне легло в тот край, где я любил.
<1944>
455. «Мы тоскуем и скорбим…»
Мы тоскуем и скорбим,
Слезы льем от боли…
Черный ворон, черный дым,
Выжженное поле…
А за гарью, словно снег,
Ландыши без края…
Рухнул наземь человек, —
Приняла родная.
Беспокойная мечта,
Не сдержать живую…
Землю милую уста
Мертвые целуют.
И уходит тишина…
Ветер бьет крылатый.
Белых ландышей волна
Плещет над солдатом.
<1944>
456. «Леса и степи, степи и леса…»
Леса и степи, степи и леса…
Тупая сталь зарылась в снег обочин.
Над нами — туч седые паруса,
За нами — дым в огне убитой ночи.
Мы одолели сталь. Мы тьму прошли.
Наш путь вперед победою отмечен.
Старик, как будто вставший из земли,
Навстречу нам свои расправил плечи.
Мы видели, как поднял руку он,
Благословляя нас на бой кровавый.
Мы дальше шли. И ветер с трех сторон
Нам рокотал о незакатной славе.
<1944>
Микола Николаевич Сурначев родился в 1917 году в Рогачевском районе Могилевской области. Окончив десятилетку, он учился на литературном факультете Гомельского педагогического института, затем работал в редакциях белорусских газет «Звязда» и «Чырвоная змена». В дни Великой Отечественной войны служил в Советской Армии. Участвовал в боях за оборону Кавказа, в освобождении многих городов Украины, Белоруссии, Польши. Пал смертью храбрых в апреле 1945 года под Берлином.
В 1946 году вышел сборник его стихотворений «На сурмах баравых», в 1959 — «Барвовая заря».
Вот и кончилось детство, Коля.
А. Сурков
Лесная тропинка
Следы свои ловит:
Из елей покажется —
Скроется в лозах.
То вся встрепенется,
То выгнется спинкой —
На взгорье стремится
Из тихой лощинки.
На взгорье рябина
Кивает головкой,
Рябину проведал
Соловушка звонкий.
Таинственно шепчет,
Ведь знает он издавна,
Куда ты зовешь меня,
Алая, из дому.
* * *
Я б отдал многое, лишь только б
Сказал мне предпоследний гром:
О ком поешь; ты утром колким,
Грустишь прохладным вечерком?
Кого глазами ты встречаешь,
Кого приветствуешь в окно
И перед кем ты рассыпаешь
Улыбок щедрое зерно?
* * *
Снежинки слабые летали,
На лоб, на губы опадали.
Я им завидовал,
А смел бы,
Своим теплом
Тебя согрел бы.
* * *
Тобою всё здесь очаровано:
Едва окрепшие дубки,
И сад с окраинами росными
На берегу крутой реки,
И утонувший за курганами,
Снесенный паводком паром,
И любящее песню страстную
Моих надежд и дум перо.
Но нет тебя.
И горечь в сердце
Струится капельками рос.
…С дубками о тебе беседуя,
Я нынче загрустил до слез.
* * *
Стал бы стройною сосенкой,
Прошумел бы над тобою,
Когда к речке ранью звонкой
Ты идешь густой травою.
Может, на меня, родная,
Вскинула б глаза, что зори,
Ясные, как небо мая,
Голубые, как озера.
1940
458. «О тебе не ведал, не гадал…»
О тебе не ведал, не гадал
И души предчувствием не мучил,
А увидел — да и в плен попал,
Хоть к неволе жизнью не приучен.
Мне сдается, что таких, как ты,
Солнце не встречало возле хаты —
О таких на скрипках золотых
Пели сказочные музыканты.
Скажут, это выдумка моя,
Может, так — не думаю перечить.
Не могу противиться и я
Слабости, до капли человечьей.
Про тебя, избранницу мою,
Расскажу я зорям, будто людям,
Лес попросит — лесу пропою,
Никому отказано не будет.
Тишина. Улегся майский шум,
Шум весны у радостных селений.
Странно как-то: год тебя ношу
В самом сердце — и без позволенья.
1940
459. «Ты — как вода для иссохшей земли…»