— А неожиданно выглядят порой миллионы, — усмехнулся Овчинников тут же пружинисто прыгнул в сторону — лопата, со свистом вспоров воздух, глубоко врезалась в гнилое бревно.
Плюснин дернул лопату на себя, но не успел разогнуться: Овчинников свалил его навзничь ударом ноги в подбородок.
— Лицом вниз! — выдернув из кобуры браунинг, скомандовал он.
Все так же непрогляден был безлунный мрак. Со стороны леса к темной безмолвной громаде тюрьмы медленно приближался сомкнутый пеший строй: безоружные пленные казаки, окруженные плотным кольцом красноармейцев.
Впереди — двенадцать кавалеристов. Передовой всадник приблизился к воротам. Это был Мещеряков в форме красного командира. Он вытащил из ножен шашку и постучал в ворота, концом клинка.
— Важин, живой? — спросил он громко. — Беляков привели!
— Сейчас, сейчас! — послышался голос Важина.
Тяжело загрохотало в пазах бревно-засов. Со скрежетом медленно отворились дубовые ворота.
— Наша игра! — торжествующе прошептал сквозь зубы Кадыров и улыбнулся, не разжимая рта.
В полной тишине всадники и пеший строй втянулись в черную пасть тюрьмы.
Едва последний миновал ворота, как на всех четырех вышках, ощерившихся стволами пулеметов, вспыхнули мощные прожекторы. Пулеметчики приникли к прицелам.
Пойманные и капкан белогвардейцы заметались в безжалостных слепящих снопах света. Снаружи вплотную к открытым воротам уже стоял заслон — конники Баранова и взвод охраны с пулеметами на тачанках.
Со сторожевой вышки раздался повелительный голос:
— Говорит начальник ЧК Камчатов! Сопротивление бесполезно! Будете стрелять — мы вас уничтожим! Бросайте оружие! Вину каждого определит суд! Считаю до трех! Раз!..
Голос Камчатова не успокоил беспорядочно мечущихся по двору белогвардейцев, а, напротив, словно подстегнул их. Конники во главе с Кадыровым яростно пришпорили лошадей и, безжалостно настегивая их нагайками, вразнобой паля на ходу по воротам, вскачь кинулись к выходу. Следом плотной толпой устремились «конвоиры» и «пленные». Лишь один Мещеряков остался на месте, бесстрастно наблюдая взрыв отчаяния обреченных людей.
Когда горячая людская лава, стреляя, почти достигла ворот, разом глухо пролаяли все пулеметы заслона и караульных вышек.
— Два!.. — раздался сверху голос Камчатова и сразу следом за ним — истошный вой снизу:
— Не стреляйте! Сдаемся! Не стреляйте!
— Бросать оружие, подходить к воротам по одному! — приказал Камчатов. — В случае беспорядка стреляем без предупреждения! Первый — пошел!
Первым спокойно подошел к воротам Мещеряков. Бросил наземь маузер и шашку.
За есаулом по одному понуро потянулись остальные.
Под потолком гримуборной Овчинникова сносилась пыльная электрическая лампочка.
Овчинников в офицерском мундире с золотыми погонами и витым аксельбантом дослал и поясной кобуры браунинг, оттянул защелку, вытащил из рукоятки пистолета обойму, высыпал из нее на подзеркальник боевые патроны, а пустой магазин вогнал в рукоятку. Потом он направился в гримуборную Нины.
— Простите, я не очень опоздал? Вы хотели еще раз пройти нашу сцену.
— Успеем, — через силу улыбнулась Нина.
…Пожарный Башмаков чуть раздвинул тяжелый плюшевый занавес. Зрители заполняли зал.
— Вроде и не случилось здесь ничего… — мрачно пробурчал Башмаков и ушел за кулисы.
…В гримуборной Овчинников стоял на коленях перед Ниной.
— Жизнь без вас лишена для меня смысла! — патетически произнес он и выхватил из кобуры браунинг. — Прощайте!
— Сейчас же перестаньте! Что за глупая шутка!
Но Овчинников уже приставил пистолет к виску и нажал на спусковой крючок. Раздался сухой щелчок, и Овчинников, словно подкошенный, рухнул к ногам Нины. Рядом упал пистолет.
Нина, окаменев, стояла над «трупом».
Овчинников с улыбкой поднялся на ноги, отряхнул мундир.
Внезапно Нина, задыхаясь, опустилась в кресло.
— Алексей, сердце схватило… — проговорила она через силу и показала на грудь. — Пожалуйста, воды… Там… — И потеряла сознание.
Овчинников схватил графин и выбежал из гримуборной. В коридоре он столкнулся с Башмаковым.
— Опять ей плохо, что ли? — недоуменно спросил пожарный.
Овчинников отмахнулся и кинулся вниз по лестнице.
— Точь-в-точь, как было… — покачал головой старик.
В гримуборной Нина открыла глаза. Настороженно осмотрелась, прислушалась. В коридоре было тихо…
Нина кошачьим движением подняла с пола браунинг Овчинникова. Уверенно оттянув защелку, вынула из рукоятки пистолета пустую обойму. Достала из сумочки полный боевых патронов магазин и вогнала его ловким ударом ладони в рукоять пистолета. Порожнюю обойму сунула в сумочку. Протерла браунинг платком и положила на пол на старое место.
Когда Овчинников вбежал в гримуборную, Нина с закрытыми глазами сидела в кресле. Она с трудом разлепила веки, слабо улыбнулась и тихо, виновато сказала Овчинникову:
— Вроде отошло…
— Вот и чудесно. — Овчинников протянул ей стакан воды.
Нина пригубила и поднялась с кресла.
Овчинников поднял с пола свои браунинг и сунул его в кобуру.
…На сцене пошел занавес.
Как и во время прошлого спектакля, задник сцены был украшен лозунгами и транспарантами.
Овчинников, стоя на коленях перед Ниной, гневно восклицал:
— Если вы оттолкнете меня, я застрелюсь на ваших глазах!
— Мальчик!.. — почти ласково сказала Нина. — Я старая усталая женщина… А у вас впереди еще не одна любовь…
— Любовь бывает только одна! Жизнь без вас лишена для меня смысла! Прощайте!
Из-за кулис все тот же худосочный парнишка, готовый ударить в устрашающих размеров барабан, во все глаза следил за тем, как Овчинников приставляет пистолет к виску.
— Сейчас же перестаньте! Что за глупая шутка! — выкрикнула Нина.
Парнишка закрыл со страху глаза и оглушительно бухнул в барабан. Овчинников как подкошенный повалился на пол, пистолет упал рядом.
Зал взорвался аплодисментами.
Нина, окаменев, стояла над неподвижным телом. Вдруг, в ужасе заломив руки, истерически закричала и кинулась за кулисы.
Занавес опустился под гром аплодисментов.
— Неужто и этот? — обалдело спросил пожарный Алмазова.
Тот дико посмотрел на Башмакова, с опаской приблизился к Овчинникову, склонился над ним.
…В гримуборной Нина схватила пальто, сумку, кинулась к выходу. Но дверь распахнулась, и на пороге появился Овчинников.
Нина в ужасе попятилась.
Овчинников неторопливо подошел, взял у нее сумку, высыпал на подзеркальник содержимое, отложил пустую обойму.
— Удивляетесь, что я жив? — учтиво спросил он и достал из кармана магазин с патронами. — Вот ваша обойма. Я снова заменил ее пустой.
— Убейте меня… — хрипло сказала Нина.
Овчинников отрицательно покачал головой.
— Убивать — не моя профессия. А вот за что вы хотели меня убить? Не понимаю…
— Важин приказал… — Нина говорила медленно, с трудом, не глядя на Овчинникова. — И этого несчастного Ямщикова тоже… Он перед спектаклем опознал в тюрьме моего мужа и сказал об этом Важину… Важин ему обещал немедленно сообщить в ЧК, а сам ко мне. Объяснил, что если от Ямщикова тут же не избавиться, мужа расстреляют… А сегодня — вас приказал… Не знаю, за что… Но опять ради мужа… Всегда ради мужа… Я — его жертва…
— Значит, заменить обойму велел Важин?
— И тогда и сейчас — Важин… И обоймы с патронами дал. Все он. Он мной играл…
— В отличие от Ямщикова, я не влюблен в вас, — сказал Овчинников. — Но ведь на сей раз ЧК могла заподозрить, что магазин заменили.
— Теперь это все равно… — мертвым голосом сказала Нина, все также глядя мимо Овчинникова. — Я ухожу за кордон с мужем… Он уже свободен. Он ждет меня… Простите, я не хотела, меня заставили. Если вы благородный человек, поймите меня. Дайте мне уехать… Пожалуйста…
Овчинников покачал головой:
— Ваш муж не ждет вас, Нина Петровна.
— Почему, господни Овчинников? — Она в страхе подняла глаза.
Рядом с Овчинниковым стоял Камчатов.
— Это не Овчинников, гражданка Плюснина, это чекист Дроздов, — сухо сказал Камчатов. — Собирайтесь. Спектакль отменяется.
Мгновение Нина бессмысленно смотрела на Дроздова. Потом вдруг ее лицо разительно изменилось. Теперь оно выражало лишь холодную жестокость,
— Жаль… что я не могу… вас всех…
Камчатов обернулся к стоящему в дверях Маслакову. Тот увел Нину.
Камчатов и Дроздов вышли в коридор и столкнулись с запыхавшимся Алмазовым.
— Товарищ Камчатов, что-нибудь случилось? — спросил он.
— Случилось. После прошлого спектакля вы нам солгали, что не были при обмороке Нины.
