— Так куда ты собрался лететь?
— Не куда, а с чего… С дерева! — сказал Сергей.
— С какого дерева?
— С нормального дерева… С высокого. Ты разве не знаешь, что я летающий?
— Что летающий, не знаю, а что чеканутый — начинаю догадываться.
— Я, Коля, серьезно.
— А я еще серьезнее… Какой же дурак дерева летает? С парашютом или без?
— А какой парашют — с дерева? Он же зацепится.
— Ну?
— Просто так, без всякого парашюта,
— А если… того?
— Исключается. Я ведь — экстрасенс!
— Кто?
— Экстра-сенс!
— Ты экстраидиот! Экстрадурак! понял?.. Экстрапсих! И где, интересно, такое дерево для экстраолухов растет?
— На даче у Ларисы.
— У Ларисы?
— У нее самой.
— А она что… тоже? — покрутил Николай Павлович пальцем у виска.
— Нет-нет, — ответил Сергей. — Просто дерево у нее на даче большое.
— А-а… Послушай… — Начальник встал, торопливо вышел в прихожую, заглянул в комнаты, накинул на дверь цепочку.
— Послушай, Сережа… Как она живет?.. Ты ее видел?
— Видел. Сегодня.
— Сегодня?
— Сегодня.
— У тебя что с ней… история?
Сергей засмеялся:
— А может, у тебя?
— Она тебе что-нибудь говорила?
— Я сам не слепой.
— Да!.. — гордо поднял голову Николай Павлович. — У меня была история. Была и больше не будет. И знаешь, почему?
— Знаю.
— Правильно. Потому что я трус… А ведь я ее люблю. Если б ты только знал, как я ее люблю!
— Ну, так в чем дело?
— Что?
— В чем дело, говорю?.. Возьми и… свяжи жизнь.
Николай Павлович глянул на него, усмехнулся.
— В чем дело, говоришь? Во всем!.. Во всем, что вокруг! Ты меня не понимаешь?
— Кажется, понимаю.
— Нет, не понимаешь… Если б ты понимал, ты бы не устроил того, что устроил в прошлую пятницу… Я, Сережа, не могу после этого смотреть ей в глаза.
— А может, и не нужно смотреть?
— Почему?
— Потому!.. Потому что ты сидишь дома и чистишь картошку, пока нет жены!.. Чистишь картошку и думаешь о другой… Вот поэтому, Коля.
Николай Павлович сидел, отвернувшись в сторону, рукой подпирал щеку, о чем-то думал. Сергей тоже молчал, тоже смотрел в сторону, и будильник на столе стучал отчетливо и громко.
Было уже за полночь, а Алиса все не возвращалась.
Сергей сидел на подоконнике ее этажа, курил, весь пол был забросан окурками, а дождь на улице усиливался и лепил в стекло мелко и колюче.
И вдруг он увидел, как у подъезда остановилось такси, чуть погодя из такси выскочили двое и, прячась от дождя, ринулись в подъезд.
Гул их шагов моментально загромоздил весь лестничный пролет, шаги и тяжелое дыхание приближались, потом все на какой-то миг затихло и были слышны лишь сдавленные, страстные вздохи, неразборчивый шепот. Те двое целовались…
И снова шаги, снова бег, снова тяжелое дыхание и смех, снова короткая пауза, когда в образовавшейся тишине особенно отчетливо слышны любые шорохи, любые вздохи. Снова они целовались.
Сергей узнал Алису давно, еще когда она выбежала из такси, а сейчас он видел ее совсем близко — на один пролет ниже, видел, как прекрасно, как великолепно, как замечательно, как красиво она целовалась. С другим…
Он сидел, замерев, боясь погасить даже окурок, чтобы не вспугнуть влюбленных, боясь даже шелохнуться, чтобы не прервать их счастья, боясь даже дышать, чтобы не оказаться в постыдном положении.
С Алисой был тот, высокий. С вечеринки…
— Все, — сказала Алиса и стала отступать от высокого. — Все, все, хватит…
Парень не отпускал, поднимался следом.
— Еще раз, Алиска… Раз! Ладно?
— Нет.
— Ну, Алиска… Еще раз.
— Сейчас мама услышит, будет скандал.
— Один раз…
Он поймал се, обнял, и они опять стали целоваться. Совсем рядом, совсем близко к Сергею.
— Все, пока…
— Пока… Во сколько завтра?
— Я позвоню.
Парень загрохотал вниз, Алиса тихонько, на цыпочках, стала подниматься к себе, и Сергей, находясь на полмарша выше, видел, как она подошла к дверям своей квартиры и принялась тихонько вставлять в замок ключ.
— Алиса… — почти шепотом позвал Сергей.
Она резко и испуганно оглянулась, от неожиданности взвизгнула, нервно и невпопад стала тыкать ключом в скважину, все же кое-как попала и, рванув дверь на себя, исчезла в квартире, со стуком захлопнув ту же самую дверь.
Сергей посидел еще немного, поднялся, стряхнул с себя пепел и, посмеиваясь и крутя головой, стал медленно спускаться вниз…
Позвонил в дверь коротко и осторожно.
Крутнулся ключ, затем второй, и в приоткрывшейся двери он увидел лицо Наташи.
Она сняла цепочку, дала пройти ему, и от нее пахло постелью, сном и дочкой, которая, видимо, спала с матерью.
— Проходи…
— Благодарствую…
Сергей снял мокрые туфли и в носках направился на кухню.
— Есть будешь? — спросила Наташа.
— Нет, нет… Иди спи. Я тут сам.
Она ушла, он выключил на кухне свет и стоял у окна, глядя на пустой и темный двор.
Наташа снова вернулась, поставила к стенке раскладушку, положила рядом постель.
— Ложись и спи.
— Благодарствую…
Он продолжал стоять у окна, она не уходила.
— Что, так и будешь стоять всю ночь?
— Сейчас лягу.
— Сережа…
— Ну?
— Может, хватит?
Сергей подошел к ней, обнял и стоял долго-долго молча и неподвижно.
— А ты же передал, что не скоро вернешься, — сказала Наташа.
— Я не скоро и вернусь.
— А куда ж это?.. Очень далеко, что ли?
— Очень.
— Ну и когда вас ждать?
— Не знаю… Может, день-два, а может…
— Что?
— Может, и дольше.
День воскресный выдался просто удивительным.
Дождь перестал, небо было вымытое и голубое, а солнце, хоть и не такое уж теплое, светило и делало окружающее нарядным, праздничным и чуть нелепым.
Во двор дачи был вынесен весь имеющийся здесь в наличии инвентарь — столы, стулья, посуда, подстилки. Гостей собралось человек за двадцать, и вел этот стол высокий кучерявый парень, очень похожий на какого-то артиста.
— Кто у нас самый красивый? — спрашивал он.
— Серега!.. — дружно и громко отвечали гости.
— Кто у нас самый умный?
— Серега!
— Кто у нас самый сильный?
— Серега!
— Кому сегодня даже двадцати пяти не дашь?
— Сереге!
— А кому даже рубля не дашь
— Сереге!
Сергей, выбритый и подтянутый, сидел во главе стола, сидел прямо и торжественно и после каждого возгласа солидно и согласно кивал головой.
— Кого больше всех любят женщины?
— Серегу!
— Кто больше всех любит женщин?
— Серега!
— Кого отпускает жена без страха и риска?
— Серегу!
— Кто оставляет жену без страха и риска?
— Серега!
Гости хохотали, веселились. Лариса сидела чуть поодаль от Сергея, смотрела на него, улыбалась.
— Кто гуманно называет всех детей в нашем городе — мои дети?
— Серега!
— Кого эти дети заслуженно называют — наш папа?
— Серегу!
— Кто всегда режет в глаза правду-матку?
— Серега!
— Кого не видела вот уже лет двадцать в глаза родная матка?
— Серегу!
— Кто сегодня из мальчишки превратился в мужчину?
— Серега!
— Кого трудно представить превратившимся из мальчишки в мужчину?
— Серегу!
— Так давайте, громадяне, поднимем наши рюмки, стаканы и банки за эту многогранную и. гармоничную личность и пожелаем ему в оставшиеся сорок лет натворить значительно больше, чем он натворил до этого!.. Виват!
Гости закричали, стали тянуться к Сергею чокнуться, а он запрыгнул на стул, со стула на стол и, сделав вдруг двойное сальто, ловко приземлился.
— Без слов, но со смыслом! — закричал кучерявый, и все зааплодировали.
Сергей раскланивался, его со всех сторон целовали — и мужчины, и женщины, а потом кто-то громко и сильно запел:
Если на празднике с нами встречаются
Несколько старых друзей…
Все подхватили, зацепили друг друга под локти и, раскачиваясь, стали петь:
Все, что нам дорого, припоминается,
Песня звучит веселей!
— Товарищи! — размахивал руками и пытался перекричать поющих кучерявый. — Внимание, товарищи! Песни потом!.. У нас будет еще время на песни и на пляски!.. Давайте продолжим нашу торжественную часть! Кто желает сказать?
— Я! — подняла руку Лариса.
— Лариса Кузьмина!.. Самая загадочная из разгаданных женщин!
Лариса встала, подождала, когда затихнут.
— Я хочу выпить, — сказала она и улыбнулась Сергею, — за того Сережу, которого я недавно узнала… Будьте, Сережа.
За столом загалдели, зашумели, и кучерявый опять стал размахивать руками.
