Ролан Быков был умен поразительно. Вот он пишет в 1959 году (!!!): «Почему-то стала раздражать пресловутая идея демократии. Сплошные разговоры о хорошем, личина хорошего, а на самом деле “жри, кто кого может, а ты спасайся как можешь – у нас демократия”». Или такое: «“Им трудно! Какие перегрузки!” Поэтому плохо… Ох, не так. К плохому природа приучала организм миллионы лет: к холоду, голоду, страху – вот во время войны люди и выздоравливали. Человек к хорошей жизни меньше подготовлен: толстеет, жиреет, слабеет в коленках»… С кипящей от мыслей и впечатлений головой Быков вгрызался в любую роль, и самый крошечный персонаж в его исполнении вырастал грандиозно. Будь то подозрительный псих из «Я шагаю по Москве» или печальный логопед из картины «По семейным обстоятельствам», не выговаривающий пол-алфавита. А над большими ролями он бился месяцами, обдумывая каждую деталь, замучивая режиссеров вопросами. Сам же он был режиссером уникальным – ни на что не похожие, нестареющие шедевры «Айболит-66», «Автомобиль, скрипка и собака Клякса» и «Чучело» тому подтверждение.
Любители покопаться в частной жизни будут разочарованы: дневники Быкова запечатлели историю развития человеческого духа, битву разума. В Быкове было что-то от шукшинских «чудиков», которые, сидя на краю села, выдумывают какие-то самодеятельные системы объяснения жизни и планы всеобщего спасения. Не в этих системах дело, а в горящем огне их упрямого разума, в их удивительной бескорыстной душе. «Библия – очень человеческая книга, очень! – открывает для себя Быков. – И она, наверно, книга горя. Она исходит из того, что убивают, спят с женой друга… Библия исходит из того, что на самом деле, а на самом деле – горе, подлость, разврат. Нужна книга о происхождении Бога… Это будет книга о зарождении духа человеческого».
Мальчик из Зацепы (район старой Москвы) врывается в искусство, как бойцовский петух. Его энергетика изумительна даже для громокипящих шестидесятых годов. Это явный преобразователь мира! Пусть его выгоняют, зажимают, не дают осуществиться в театре – его сила все равно вырвется на свободу как гейзер.
Своего главного врага Ролан Быков называл «мещанином» – это враг человеческого духа. «Мир мещанина вертится вокруг нападения на все высокое, как на ложное, на высокую мораль, на высокую любовь. Нет ее, нет высоких чувств… Я помню одного своего родственника, который говорил: “Пушкин? Бабник, развратник, царю писал, унижался, денег просил… Гоголь? Онанист, церковник, подхалим… Чайковский? Педераст, барин, жил за чужой счет… Пастернак? Жид не жид, все равно дерьмо”. Нападение на личность – вот еще одно подлое дело мещанина…»
Быков отважно, в полной рыцарской готовности, борется с мещанином. С бездарностями. С тупостью угасающей советской системы. И побеждает! В беспросветном 1984-м выходит без всяких купюр его великий фильм «Чучело». А через два года, после знаменитого выступления на Пятом революционном съезде кинематографистов, Ролан Быков входит в состав нового руководства – того, что призвано изменить систему управления кинематографом к всеобщему счастью. И…
И начинается трагедия.
Судьба нового руководства СК чем-то напоминает участь лидеров большевистской партии, когда те пришли к власти в семнадцатом году и на их неподготовленные плечики, которыми они привыкли пожимать в женевских кафе за кружкой пива, обрушилась Российская империя. Приходилось писать одни только декреты по 24 часа в сутки, пытаясь управиться с чудовищем, и мало кто выдержал это давление. В сумасшедший режим реорганизации входит и Ролан Быков, борясь, митингуя, учреждая новые объединения, фонды и союзы. Вроде бы многое получается – и тут же летит к черту. Не хватает кадров, не хватает денег, не хватает сил. Инфаркт за инфарктом. А главное – положение дел с детским кино нисколько не улучшается, а новых работ Ролана Быкова, хоть как-то сравнимых с прежними, так и нет!
Умом он понимает: происходит что-то неладное. «Жуткий период в моей жизни: огромные усилия, непрерывная работа и творческий простой. Ад. В том мире, в который я окунулся, – сплошные мертвые души…» Но его уже полностью захватила какая-то могучая и неумолимая машина, безжалостно перемалывающая его жизнь и все дальше уводящая от личного творчества. «Чучело» так и остается последним крупным свершением мастера, а ненавистный мещанин побеждает вроде бы абсолютно, на всех фронтах!
Этот самый «родственник», о котором писал Быков, нынче на всех экранах, во всех компьютерах, его ненависть к высокому свободно изливается потоками гнилой речи, его маленькая грязненькая жизнь торжествует, его мораль победила. Вопрос «должен ли актер быть умным?» можно задать разве в шутку – актеры сотнями превращаются в тупых марионеток. А беспросветная пошлость стала единственным направлением массовой культуры.
Но под всем этим торжеством низменного лежит ужасная тоска по чему-то другому. Человеческий дух задавлен, но он не умерщвлен (потому что бессмертен!). Он продолжает биться и после смерти – вот и дневники Быкова возвращают читателю высокий образ «маленького человека с великим даром», учителя, бойца, умницу, может быть, гения. Его бьющаяся мысль, его дивные фильмы и роли, его меткие наблюдения, его дар понимания детства, его неимоверное обаяние – всё с нами.
«Мысль о том, что добро должно быть с кулаками, – демагогический перевертыш. Победа добра не в подавлении, не в уничтожении, не в захвате… Добро побеждает тогда, когда оно остается добром, – в этом и есть его победа. Добро не воюет и не борется, оно существует или нет», – Ролан Быков.
2010Белла Ахмадулина родилась в 1937 году, когда по русской земле гуляли смертельные ветры, – и все равно люди, в своем святом упрямстве, любили друг друга и рожали себе мальчиков и девочек.
Девочке с раскосыми глазами и татарской фамилией суждено было воплотить святое упрямство любви и стать Прекрасной дамой русской поэзии второй половины XX века.
Когда мужчины хотят похвалить женщину за работу, они говорят – это неженская сила, это мужской ум. Так вот, в Белле Ахмадулиной не было ничего мужского – ни в облике, ни в манерах, ни в стиле жизни, ни в уме. Это была абсолютная, беспримесная, прекрасная женщина, исключительно владевшая Русским Словом.
Ее слабости были маленькими и человечными, а ее сила – чистой и высокой. Пикантная девушка, красиво завывавшая со сцены Политехнического в начале шестидесятых, отстаивала права души жить в прекрасном Божьем мире, а не в уродском обществе. Пожилая великолепная женщина, вышедшая в 2007 году на свой юбилейный вечер в Александринском театре (она собрала полный зал с тремя ярусами), эти права осуществила. Белла Ахмадулина не потеряла ни грана читательской любви, не откликнувшись ни на какой мусор, ни на какую пену своего времени. Последние годы она подолгу жила за городом, где однажды сочинила цикл стихов на постепенное расцветание черемухи. Она считала, что это истинное дело поэта – наблюдать за черемухой, – и она была совершенно права!
В Японии, стране эстетов, такого поэта давно бы обожествили – но, надо заметить, Ахмадулину и у нас любили всегда. В юности страстно и пристрастно, в зрелые годы с оттенком восхищенного уважения. О том, какие чувства внушала юная Ахмадулина, можно понять хотя бы из дневников ее мужа (одного из), писателя Юрия Нагибина. В глазах обезумевшего от страсти и ревности мужчины Ахмадулина предстает обольстительным демоном, всезнающей ведьмой. Ее лицо встает над городом вместо солнца, ее голос сводит с ума… да, умели жить и чувствовать наши шестидесятники. Им есть что вспомнить уходя – а они уходят. Дай Бог долгих дней жизни оставшимся, но это поколение – как поколение – покидает историческую сцену. И без всяких сомнений, на этой сцене Ахмадулина была одной из главных и заветных героинь.
Она сама с пронзительной точностью определила свое значение – «я знак, я намек на былое…» Она хотела напоминать собою о торжестве Русского Слова, о Пушкине, о Серебряном веке, «о том, что сохранны Марина и Анна и нерасторжимы словесность и совесть». О том, что мы не просто двуногие алчные гады, ползающие по оскверненной нами земле, что мы можем думать, говорить, читать, восхищаться, чувствовать истину и красоту.
О том, что культура – это не набор толстых скучных книг и картин, а уникальные духовные технологии, овладев которыми мы можем развить свой внутренний мир до космических размеров и жить потрясающе интересно и достойно.
В русской культуре для Ахмадулиной все было живо, все говорило ее сердцу. Она писала замечательные литературоведческие эссе, хотя с юности побаивалась ученых, с юмором описав в одном стихотворении, как ее пригласили в гости литературовед и «жена литературоведа – сама литературовед». «Ведь для того, чтоб мною ведать, вам надобно меня убить!» – восклицала героиня. «Ведать» Ахмадулиной было нетрудно – настолько, при всей изысканности, были ясны и прозрачны ее классические стихи. В них нечего расшифровывать и трактовать. Их надо декламировать и петь, как правильно решил Эльдар Рязанов, когда в «Иронии судьбы» его милая учительница взяла гитару и…
