на один день собрать разъехавшуюся на отдых труппу. Фру Рей-
мерс взяла на себя все хлопоты, и спектакль состоялся. С той
минуты, как раскрылся занавес и он увидел актера в гриме
Бранда, все, что потом происходило на сцене, удручало его своей
тяжеловесностью и безвкусностью («хотел сперва бежать, куда
глаза глядят, а потом всей силой своей воли заставил себя выпить
отраву чаши до конца» 12). Провал «Бранда» был и для него про¬
валом. Зачем он взялся за эту пьесу? Если такая неудача по¬
стигла соотечественников Ибсена, что ждет его? Врать в таких
случаях он не мог и быстро, даже не попрощавшись, ушел из
театра; его товарищи объяснили норвежским актерам, что Орле¬
нев внезапно и тяжело заболел, и от его имени поблагодарили
труппу.
Все обошлось благополучно, но больше задерживаться в Хри¬
стиании он не хотел, да и не мог: денег у него оставалось ровно
столько, сколько нужно было, чтобы добраться до Москвы. За его
гастрольное выступление в «Привидениях» дирекция заплатила
две тысячи крон (примерно тысячу рублей), но он отказался от
гонорара и просил перевести эти деньги в фонд памяти Ибсена.
Тогда, чтобы выразить свои чувства, дирекция подарила ему
трубку Ибсена, ту самую трубку, которую по традиции уже много
лет курили все актеры, игравшие Освальда в Национальном
театре.
С этим дорогим сувениром и большим американским чемода¬
ном он приехал в Москву. Хорошо, что извозчик на вокзале знал
его в лицо, так же как и знал, что этот знаменитый актер ни¬
когда не торгуется и платит щедро. Орленев доверительно сказал
ему, что у него в бумажнике только крупные купюры, и попро¬
сил дать взаймы рубль, чтобы расплатиться с носильщиком. Из¬
возчик, не колеблясь, деньги дал, правда, ему показалось стран¬
ным, почему при таком богатстве Орленев выбрал какую-то вто¬
роразрядную гостиницу на Сретенке. Тайна эта быстро проясни¬
лась, в этой захудалой гостинице у Орленева был давнишний
знакомый — расторопный и надежный комиссионер, готовый ока¬
зать любую услугу. Орленев позвал его к себе в номер, быстро
распаковал чемодан, достал два костюма, сшитых в Америке
у самого дорогого нью-йоркского портного, и отправил их в за¬
клад.
Извозчик, терпеливо дожидавшийся у подъезда гостиницы, по¬
вез комиссионера в ломбард. Там оценщик, которому, видимо, не
очень нравилась американская мода, дал под залог двух неноше¬
ных заграничных костюмов двадцать девять рублей с копейками.
Эту сумму следовало по-рыцарски разделить между извозчиком,
комиссионером и самим Орленевым. Он оставил себе всего не¬
сколько рублей для пропитания и на телеграмму антрепренеру
Судьбинину в Рязань с предложением своих услуг. Все опять
надо было начинать с самого начала, и он думал о капризах своей
судьбы и о вечном круговороте, из которого никак не может вы¬
браться.
«Иногда на меня находят настоящие припадки бешенства,
приводящие в ужас окружающих меня людей» 13. Откуда у него
эти приступы ярости? Может быть, оттого, что он уже не чув¬
ствовал себя молодым? Может быть, оттого, что слишком нагляд¬
ным был контраст между его норвежским взлетом и положе¬
нием бездомного актера без куска хлеба, хлопочущего об анга¬
жементе? Правда, ярость Орленева в те годы редко сменялась
унынием и упадком воли. Напротив, она подхлестывала его
энергию. И когда антрепренер Судьбинин прислал ему из Рязани
любезную телеграмму и деньги, он решил вернуться к «Бранду».
Скверно, что в Норвегии провалили эту пьесу, но ведь он сыграет
ее по-другому, он вдохнет в нее жизнь и откроет России еще не
понятого Ибсена.
Чтобы всерьез взяться за «Бранда», нужны были деньги на
жизнь и время на сборы новой труппы. В Рязани его выступле¬
ния прошли хорошо, он приободрился и отправился по очеред¬
ному гастрольному маршруту. Но уже в начале июля его имя
опять замелькало во всех газетах. По пути в Пензу вместе со
своими товарищами он попал в Сызрань и оказался там в день
пожара, наполовину уничтожившего этот старый город, сплошь
застроенный деревянными домами. Картина бедствия, судя по
описаниям очевидцев, была апокалиптическая: «Безумная па¬
ника, отчаяние, горе, смерть на каждом шагу и стонущий ураган
огня, охвативший в бешеном ветре город со всех сторон. Треск,
обвалы домов, церквей, падение с колоколен колоколов и огнен¬
ные листы железа, летающие в воздухе, как пушинки, под дав¬
лением сгущенного горячего воздуха» и т. д. В огне погиб и
местный театр, но, поскольку Орленев в Сызрани был проездом,
в первых сообщениях о пожаре его имя не упоминалось. Зато
потом оно прибавило сенсационность описаниям этого стихийного
бедствия со многими жертвами.
«Саратовский листок», например, сообщил, что среди публики
на сызранском вокзале «находился артист Орленев, но спасся ли
он — неизвестно, так как... вокзал сгорел от взрыва пороховых
погребов и много публики погибло — иные в пламени, а других
подавили ногами, лошадьми». Сообщение это подхватили газеты
со всех концов России, перепечатал его и журнал «Театр и искус¬
ство», не пожалевший строк для красочных подробностей о «сы-
зранском избиении» актера. Дошла эта весть и до Америки, где
газеты, со ссылкой на агентство Ассошиэйтед Пресс, печатали за¬
метки с такими броскими заголовками: «Толпа нападает на рус¬
ского актера. Павла Орленева принимают по ошибке за беглого
монаха и едва не убивают» *.
Что же произошло на самом деле? В конце дня 5 июля
1906 года, через несколько часов после приезда в Сызрань, Орле-
нев и его товарищи, убедившись, что пожар, начавшийся на окра¬
ине, уже захватывает центральную часть города и что с разбу¬
шевавшейся стихией никому не справиться, да и некому справ¬
ляться, бегом кинулись в сторону дальнего вокзала. Им нужно
было пройти полем большое расстояние. Рядом с ними двигалась
возбужденная толпа, странные костюмы актеров — смесь амери¬
канского и рязанского, клетчатые пиджаки буро-красного цвета
и мещанские картузы — вызвали у погорельцев подозрения.
В толпе было много пьяных, и кто-то крикнул: «Держи их,
держи! Это злодеи — поджигатели!» Разъяренные люди наброси¬
лись на Орленева и его труппу, актеры пытались объясниться, но
никто их не слушал, толпа уже ревела. В это время откуда-то из
темноты возник обоз пожарных, позорно бежавших из города;
чтобы снять с себя вину и дать выход чувствам толпы, они наки¬
нулись на бедных актеров.
Н. И. Орлов, актер и режиссер труппы Орленева, подробно
описал эту сцену расправы в «Театре и искусстве»: «Тут было
все: и оглобли, и колья, и удары обухом топора, и крики: на
смерть, на смерть, бей поджигателей!» и. Их били и грабили, от¬
нимали часы, кольца, серьги, не брезговали и сапогами. Орленеву
и Орлову досталось больше всех, потому что они, пока только
могли, уверяли озверелых хулиганов, что ни в чем не повинны.
Потом и они замолчали... Казалось, все было кончено. И так оно
и случилось бы, если бы в потоке погорельцев, устремившихся
к вокзалу, не нашлась одна молодая женщина, которая узнала
Орленева и заступилась за актеров. Ее пронзительно звонкий го¬
лос прозвучал так непоколебимо твердо, что пожарные поспе¬
шили убраться.
* Тот же «Саратовский листок», путая вымысел с правдой, сообщил,
что «выбежавший из театра во время репетиций и одетый в длинный
плащ» Орленев был принят толпой за «монаха-поджигателя. Его жестоко
избили и столкнули в горящие развалины...».
Жертв погрома доставили на телегах на вокзал, где им ока¬
зали первую медицинскую помощь. Потом их поместили в пензен¬
скую больницу, а спустя еще некоторое время известный киев¬
