В омуте преждевременных неточностей - "Юрстэрки Кихохимэ/Yulanomia Rotvigrein"

      — А ты хо­рош, не ожи­дал, что нич­то­жес­тво смо­жет ко­пей­ку при­нес­ти в дом.

      Фё­дор за­кусил до кро­ви гу­бу. Ему за­хоте­лось уда­рить его. Че­го он до­бива­ет­ся?

      — Хо­тя им са­мое мес­то ва­лять­ся на по­лу, что­бы по ним хо­дили. Всё-та­ки не бу­дем за­бывать, кто их до­был и кто при­нёс.

      — Че­го ты хо­чешь? Ес­ли они те­бе не нуж­ны, то я их за­беру. — Рез­ким был ему от­вет.

      — Ух ты ж, а ты прям ра­зоз­лился!.. Но ме­ня по­ходу ты не рас­слы­шал: им мес­то на по­лу. И ник­то их под­би­рать не бу­дет — ни ты, ни я, ни кто-ни­будь из мо­их дру­зей (у те­бя-то их нет).

      — Да ты!.. — мо­чи не бы­ло тер­петь у Фё­дора это. Он встал, здо­ровой ру­кой в кар­ма­не брюк на­щупал лез­вие и скрыл в сжа­том ку­лаке, ре­шитель­но нап­ра­вив­шись в его сто­рону. Мо­жет, сей­час са­мое вре­мя прек­ра­тить всё это? Ну сколь­ко мож­но? Он ведь то­же че­ловек, а не по­душеч­ка для игл.

      — По­дож­ди-ка… — прег­раждая путь. — Ку­да соб­рался, под­ни­мать их что ли?

      Они слиш­ком близ­ко друг к дру­гу. Од­но лов­кое дви­жение — и мож­но с лёг­костью ца­рап­нуть лез­ви­ем по гор­лу, не ожи­да­юще­го это­го че­лове­ка. Ум­рёт ли он сра­зу или же по­пыта­ет­ся ос­та­новить нес­конча­емо ль­ющу­юся кровь? А что в гла­зах — чи­та­емый ужас или удив­ле­ние от­ра­зит­ся? Кар­тинку на­рисо­вать в го­лове очень лег­ко, но что­бы дать ей «жизнь», на это нуж­но ре­шить­ся, при­ложив не­посиль­ные уси­лия. Ты мо­жешь хоть сто раз об­ду­мывать чью-то кон­чи­ну, рас­пи­сав её до ме­лочей, но ког­да кисть ока­жет­ся в ру­ках, твой сто пер­вый раз ста­нет пер­вым; ни­чего пре­дуга­дать нель­зя — и дей­ствие по си­ту­ации, вот, что ос­та­ёт­ся.

      Воз­дей­ству­ющие не­гатив­ные эмо­ций, нет, не спо­собс­тво­вали под­ня­тию ру­ки на столь до­рого до дро­жи че­лове­ка — од­но де­ло хо­теть это из-за оби­ды, сов­сем дру­гое — осоз­на­но. Фё­дор за­коле­бал­ся, а Ад­ри­ану на­до­ело «че­го-то ждать», шум­но вздох­нув, в ито­ге ос­та­вил то­го од­но­го (во-пер­вых, Ба­ланов­ский ус­тал; во-вто­рых, хо­тел дать оцен­ку не толь­ко слу­чив­шемся, но и даль­ней­ше­му раз­ви­тию со­бытий. На­ходить­ся в об­щес­тве нич­то­жес­тва — не прель­ща­ло).

      Лез­вие об­жи­гало ру­ку, за­хоте­лось мо­мен­таль­но от не­го из­ба­вить­ся, по­тому и паль­цы раз­жа­лись, и оно упа­ло в длин­ные вор­са ков­ра, а сам Во­робь­ёв пус­тым взгля­дом смот­рел в ни­куда, не­замет­но для се­бя опус­ка­ясь на пя­тую точ­ку, при­жимая к гру­ди ко­лени. Так и про­сидел до са­мого ут­ра — ни мыс­лей, ни ана­лиза — пус­то­та. Из это­го сос­то­яния его вы­вели ше­веле­ния по квар­ти­ре и про­щаль­ные сло­ва пе­ред ухо­дом Ад­ри­ана на ра­боту. Лишь пос­ле это­го, по­чувс­тво­вав об­легче­ние, зак­ры­вая гла­за, про­валил­ся в сон, ос­тавшись в том же по­ложе­нии.

<p style="text-align:center">

5 — Я хочу услышать

<p style="text-align:center">

 Смерть. Есть мне­ние, что боль­шинс­тво лю­дей её бо­ят­ся — пе­ред ней не зак­рыть дверь; ве­ликий и неп­ревзой­дён­ный, убе­га­ющий от все­воз­можных зам­ков, ка­мер, Гу­дини, в ито­ге не смог из­бе­жать её. Дру­гие не при­да­ют ей та­кого «гло­баль­но­го» ок­ра­са — эти лю­ди жи­вут, зная, что к кон­цу сво­его пу­ти им уже бу­дет не­важ­но: сколь­ко бы­ло за­рабо­тано де­нег, кто из де­тей же­нил­ся, за­вёл ре­бён­ка; че­ловек на­ходит­ся на пос­ледней ин­стан­ции, и всё, что хо­чет­ся — это с улыб­кой (в мень­шей ме­ре) от­дать­ся не­бесам, не­из­ве­дан­но­му.

      Пол­ная ос­та­нов­ка би­оло­гичес­ких и фи­зи­оло­гичес­ких про­цес­сов, по­хоро­ны (пыш­ные или скром­ные), с му­зыкой и «жар­ки­ми» ре­чами, с по­тух­ши­ми ли­цами да мо­гил­ка, с бу­кета­ми и вен­ка­ми — вот, как про­водят лю­ди в но­вое на­чало че­лове­ка, по­кинув­ше­го этот свет. Та­кими ли бу­дут по­хоро­ны, за­думы­вал­ся Фё­дор каж­дый день, тер­зая се­бя но­выми иде­ями: как бы сде­лать всё так, что­бы лю­ди ви­дели в про­изо­шед­шем не су­ици­даль­ную нак­лонность, не вы­нуж­денную кон­чи­ну, а слу­чай­ность про­ис­шес­твия — имен­но обыг­рыш се­го фак­та был ре­ша­ющим, и од­на единс­твен­ная де­таль, все­му ко­нец. Жизнь, от­данная в жер­тву, бу­дет нап­расной. Па­рень не хо­тел, что­бы у Ад­ри­ана соз­да­лись проб­ле­мы по это­му по­воду. Пус­кай про­дол­жа­ет жить так, как жил. С Ка­тери­ной или с кем-то ещё.

      Пред­став­ле­ние дол­жно быть не столь яр­ким, но оп­равды­ва­ющим се­бя — ведь это для лю­бого че­лове­ка пос­ледняя роль, и сыг­рать её нуж­но без оп­лошнос­ти. Од­на­ко, в свя­зи с не­опыт­ностью она не ис­клю­ча­ет­ся: ко­леба­ние, не­уве­рен­ность, мысль ос­та­вить сей «три­умф» на по­том и, ко­неч­но же, на­деж­да о но­вом дне, не­похо­жим на дру­гие, ко­торый ста­нет ру­кой по­мощи, вы­тас­ки­ва­ющей те­бя из тря­сины. Но ког­да это бу­дет? И бу­дет ли во­об­ще? Ведь это — пус­той звук, лег­че раз­бить ста­кан и при­нес­ти в свой дом нес­частья, чем оп­равдать их.

      «По­чему же я ещё не со­вер­шил за­думан­ное? Дол­го ли мне от­тя­гивать мо­мент, не пе­рес­ту­пая чер­ту? Дол­жен по­кон­чить с этим. Дол­жен!» — го­ворил Фё­дор се­бе, уты­ка­ясь взгля­дом в ку­хон­ную сте­ну, по дол­гу смот­ря, не ре­аги­руя да­же на сло­ва по­ряд­ком злив­ше­гося Ад­ри­ана. Его не ус­тра­ивал этот иг­нор. Чёрт возь­ми, че­ловек не дол­жен так се­бя вес­ти!

      — Ну сколь­ко мож­но, — тря­ся за пле­чи, — ожи­ви уже, а!

      Тре­буя воз­можное, он за­быва­ет, что сам яв­ля­ет­ся тем, кто зас­тавля­ет бед­но­го пар­нишку прев­ра­щать­ся в апа­тич­но­го, по­теряв­ше­го ин­те­рес к жиз­ни че­лове­ка. Не об этом ли он меч­тал — бес­пре­кос­ловное под­чи­нение жал­ко­го иж­ди­вен­ца, жи­вуще­го за чу­жой счёт? Хо­тел ведь, что­бы Фё­дор си­дел, не ры­пал­ся. И убить его хо­тел. Са­дис­ткие воз­дей­ствия осу­щест­влял — при­чинял уй­му бо­ли, а ког­да иг­рушка сло­малась, ста­ло скуч­но. От­пустить-то труд­но — где та­кую ещё най­ти? Вот и при­ходить­ся за­лечи­вать ра­ны, да не тем ле­карс­твом. Но ку­да уж ему по­нять, столь эго­цен­трич­ная мразь, лишь по­теряв, осоз­на­ет свои ошиб­ки, а по­ка «пред­мет», вро­де как ещё ды­шащий, не сто­ит бес­по­кой­ств и вы­яс­не­ний при­роды этих из­ме­нений.

***

      Пе­реме­ны ок­ра­сили зер­каль­но чис­тый лист бу­маги но­выми крас­ка­ми. Во­робь­ёв из­ме­нил при­выч­ке. Вы­ходил на ули­цу, по­дол­гу бро­дил вез­де, вплоть до са­мого ут­ра до­ходи­ло де­ло. Лишь бы не пе­ресе­кать с Ад­ри­аном, лишь бы про­думать точ­ное са­мо­убий­ство. Пус­кай за­будет его, воз­не­нави­дит, ох­ла­де­ет — да что угод­но, но что­бы бы­ло мень­ше бо­ли, и по­быс­трее за­кон­чи­лись му­ки лю­бив­ше­го (и пре­дан­но­го) че­лове­ка.