Ярослав Даркшевич - Росные тропы

Гена перестал зевать и, видя мое недоумение, рассмеялся:

— Слышь, дядя Поликарп, а ведь он не верил, что тут лебеди живут…

— А как же, — улыбнулся Поликарп Николаевич, — живут, давно живут. По весне вот прилетают, ну, а осенью прощаются. А с этой лебедушкой беда вышла: какой-то варнак подстрелил. Нет у некоторых людей ни стыда, ни совести. Разве ж можно в такую красоту-то стрелять…

Старичок посерьезнел, погладил по шее лебедя.

— Смотрю, все улетели, а эта плавает. Неладно, значит, что-то, думаю, у нее. Так просто не осталась бы. Стал подкармливать. Оставлю на берегу хлеб, а сам в сторону отойду. Подплывет, съест — и скорей обратно, в озеро. А однажды позабыл про нее: бабушка сильно захворала, вот и не принес обед. Под вечер вышел за ворота, а моя лебедушка рядом стоит и так просительно смотрит: мол, что ж это ты, старый, про меня забыл? Впустил я ее в дом, зашла, наелась и в уголочке пристроилась в сенях. Тут я и заметил, что подранена она, крыло перебито… Эх, в такую красоту стрелять!.. Вот с той поры и живет у нас, уже, считай, месяц пошел.

…Рано на рассвете мы попрощались с этим гостеприимным домом. Но за делами и заботами я не забыл этой удивительной истории. И когда нынешним летом мне довелось быть в Октябрьском, я поспешил заглянуть на заимку к Поликарпу Николаевичу. Он узнал меня, был очень рад, а когда я упомянул про лебедя, сразу повел к озеру. Оно заметно обмелело этим летом, камыш пожух, но лебеди не изменили своей давней привычке и снова прилетели сюда. Они плавали далеко от берега, возле дальнего лесочка. Правда, черных среди них я не увидел.

Во время перелетов на озере отдыхают лебеди.

Поликарп Николаевич громко крикнул, от стаи лебедей отделился один и, легко поднявшись в воздух, подлетел к берегу.

— Узнаешь? — улыбаясь, спросил меня старичок.

— Ваша лебедушка?

— Она…

Поликарп Николаевич протянул ей кусочек хлеба, и птица осторожно взяла его из рук своего спасителя. Остальные лебеди криком выражали свое беспокойство, но эта была спокойна. Она еще немного поплавала вдоль берега, а потом снялась и полетела к своим сородичам.

— На этот раз зимовать у вас не останется? — спросил я.

Поликарп Николаевич вздохнул:

— Улетит… Закон жизни. Лебедь свободу любит… Ну, а весной, — он опять улыбнулся своей доброй улыбкой, — весной встретимся.

Бегал Муравьишка по ромашкиным лепесткам, в золотой пыльце перепачкался и не заметил, как над лесом громадная туча нависла.

— Ох, — забеспокоился Муравьишка, — быть дождю. Вон и одуванчики закрылись. — Треск раздался оглушительный, словно большая сосна пополам переломилась. А это гром ударил в медные ладоши. Но еще раньше выскользнула из тучи змейка-молния. Она-то и перепугала Муравьишку. До полусмерти. От неожиданности он упал. Хорошо еще на траву, а не то бы все бока отбил.

А кто-то невидимый выколачивал из тучи серебряные капли-дождинки. Веселый дождь барабанил по травам и деревьям, даже засохший мох досыта напоил.

Прошлогодняя листва зашевелилась, и выглянул гриб.

Вдруг рядом с ромашкой прошлогодняя листва зашевелилась. И выглянул гриб. Да, да, да. Самый настоящий белый гриб. Только пока очень маленький. Он поправил шоколадную шляпку, подмигнул Муравьишке и сказал:

— Ну, теперь расти будем!

Девичий хоровод сыроежек разбежался по лесам. Кто в овражке, кто в чаще березовой, а самые нетерпеливые к пешим тропкам подобрались. Ждут-поджидают.

— Кто такие? — спрашиваю.

Самая бойкая отвечает:

— Я — Синявочка!

— Да слушай ты ее! Все мы сестры-сыроежки, только одежки разные.

И впрямь — кто в красном и розовом, кто в желтом, кто в фиолетовом, а иные чуть с зеленцой.

— Это по какому случаю вырядились?

А плутовки отвечают:

— Чтобы добрым людям понравиться!

Кто-то бросил горсть золотых монет в заросли папоротника.

Подхожу — батюшки! Лисички-сестрички!

Хвостик трубой, шляпка нарезная — вот-вот убегут в густую траву, заметая следы.

Под осиной вырос гриб-подосиновик. Ножка крепкая, каска красная. Сыроежки в восторге:

— Каков мундир! Какая выправка! Ну, чисто генерал!

Подосиновик краснеет от удовольствия и великодушно поправляет:

— Эка, хватили! Генерал не генерал, а вот полковник — это уж точно.

Сидит Рыжик под елью и думает:

«Надо бы к летнему сезону новую шляпу купить. Да посовременней чтоб. А то вечно с какими-то волнушками путают».

Приобрел шляпу: ярко-оранжевую, с модной малахитовой прозеленью. Белочки кричат:

— Эй, модник! Да тебя в такой шляпе любой грибник за версту увидит. Чик — и в лукошко. А там и в засол угодишь.

— Во-во! Этого мне и надо — чтоб внимание обратили. Пусть берут, пусть в засол. Что я, рыжий, что ли?

Такого впервые встретил. Гриб чистый, крепкий, похоже, съедобный.

— Эй, приятель, — кричит, — грибы собираешь? Так вот он я. Не узнал разве?

— Да нет, мы с тобой вроде незнакомы. Я таких не беру. Мало ли чего…

Гриб ехидно эдак:

— Ну, видно, знакомых-то у тебя — раз два и обчелся. А ведь нас, съедобных, до четырехсот видов в здешних лесах проживает. И где вы только учились! Ну и ходи с пустым лукошком, невежда.

Известно, поганки всегда к приличным грибам соседятся. Иная так под съедобного замаскируется — не сразу и раскусишь. Красный мухомор почему-то к белым грибам тянется. Грибнику указывает: стоп, мол, красный свет — где-то рядом белый гриб проживает.

И точно: стоит терем-теремок на толстой ножке, шляпу аккуратно надвинул. На мухомора-доносчика ноль внимания. Рядышком крепыши-бутузы таращатся. Целая династия! Встрепенется, подскочит сердце грибника:

— Дорогой ты мой! Бесценный!

А гриб весьма солидно:

— Не беспокойся, цену себе знаем!

Проживал в лесу гриб-мухомор. Звали его Сенька. Всем хорош Сенька, да только обидчив очень: обходят его грибники, не берут в лукошко свое. Сам виноват. Вот какая история с ним приключилась.

В начале лета гриб-боровик — грибам полковник — объявил приказ: