Через много лет — Юдит уже давно стала художницей — она мне рассказала, как была разочарована, когда впервые зашла в художественный салон и увидела большой выбор угольных карандашей. «А я-то все эти годы думала, что была первооткрывательницей в рисовании углем!» — сказала она с усмешкой. И хотя она говорила об этом смеясь, я думаю, что в глубине души у нее так и осталось недовольство тем, что это не она изобрела способ рисования углем.
Как-то утром я проснулась оттого, что меня тряс брат, показывая на окно. Я выпрыгнула из кровати и не увидела ничего... кроме воды. Ни травы, ни реки с берега — вокруг была только вода. Первое большое наводнение! Мы ужасно разволновались и побежали к двери, чтобы выйти на улицу. Но у нас ничего не получилось.
Я обернулась и увидела странное движение. Стены и пол... шевелились — повсюду копошились пауки, муравьи, жуки и другие насекомые, которые обитали в нашей местности: очевидно, они спасались от наводнения. Я нервно сглотнула. Пара насекомых то там, то здесь меня никогда не раздражали, но это было слишком! Я осталась стоять, где стояла, и, не поворачиваясь, позвала маму. Она выскочила из кровати, поспешила к нам и замерла в ужасе.
Представьте себе, как вы утром встаете и идете на кухню, чтобы приготовить чашечку кофе, или в ванную, чтобы принять душ. Вы тянетесь за кофейником — и натыкаетесь на паука. Вы включаете воду — а вашу руку штурмом берут муравьи. Вы оглядываетесь, а вся мебель, недавно вымытый пол, душ, кастрюли, сковородки — все черным-черно от насекомых. Так было у нас в то утро. На грани истерики мама закричала отцу, чтобы он вставал немедленно. Мы с Кристианом уже успели прийти в себя и с интересом рассматривали все это многообразие. Как только один обнаруживал неизвестное насекомое, тут же показывал его другому. И конечно же вскоре у нас возникла восхитительная идея насчет Юдит. Мы тихо подкрались к кровати сестры, которая все еще крепко спала.
— Эй, Юдит, просыпайся! У нас для тебя сюрприз! — прокричала я радостно.
Юдит медленно повернулась ко мне и сонно пробормотала:
— Если это еще одна из твоих штучек — берегись... — С недоверчивым выражением на лице она выбралась из-под москитной сетки. Стоявший за мной Кристиан отчаянно пытался не рассмеяться.
— Пойдем! Мама и папа уже встали! — заманивала я ее своим невинным голоском.
Юдит рассеянно последовала за мной на кухню, и там я прыснула:
— Смотри, у нас гости!
Сестра огляделась по сторонам и принялась без остановки кричать. Мы с Кристианом захлебнулись от хохота. Но мама не нашла в этом ничего веселого. В качестве наказания я должна была отнести завтрак Юдит в постель, где она провела остаток дня, спрятавшись под москитной сеткой.
Тем временем мама с папой вооружились средством против насекомых и принялись по мере сил и возможностей освобождать помещение от незваных гостей. Я искренне хотела им помочь, но через некоторое время мама выгнала меня из дома, сказав: «Ты непродуктивна!»
Я не поняла, что она имела в виду — я ведь только хотела спасти несчастные создания. В то время как отец и мать сеяли вокруг себя смерть, я собирала все, что движется и шевелится, в стакан и выносила наружу. Бедные насекомые вскоре снова забирались в дом, и мама послала нас с Кристианом, моим верным последователем, подальше от места сражения.
Мы дошли до лестницы. Вода стояла почти у самой верхней ступеньки — посадочная площадка вертолета, деревня фаю — все было затоплено. Повсюду плавали веточки и листья, кишащие муравьями. Дождь прекратился, сияло солнце, и стало еще теплее. Я начала ходить по лестнице и очутилась в мутной воде, которая дошла мне до живота, ноги утонули в скользкой грязи — я с трудом удерживалась на ногах. Кристиан остался стоять на лестнице, для него внизу было слишком глубоко. Я же начала исследовать окрестности: помогала попавшим в воду муравьям, став для несчастных насекомых добрым духом.
На следующий день было еще интереснее. Мы проснулись — а вода чудесным образом исчезла. Я была так поражена, что никак не могла сосредоточиться на уроках, но как только они закончились, мы все втроем тут же выбежали на улицу. Дети фаю уже ждали нас. Земля была мягкой и влажной, и это разбудило нашу фантазию: мы построили в джунглях горку! Вскоре это стало одним из наших любимых занятий. Мы выискивали на берегу место, ровное и свободное от буша. Убирали ветки и камни, руками равняли землю, пока она не становилась гладкой и скользкой. Потом мы разбегались, прыгали на грязевую дорожку и слетали в воду. Иногда мы сооружали несколько поворотов, чтобы было еще увлекательней.
Поначалу фаю смотрели на нас с удивлением и, вероятно, думали, что мы сошли с ума, но потом и сами решили попробовать скатиться. Им понравилось, и вскоре они стояли в длинной очереди, с нетерпением ожидая, когда подойдет их черед.
Мы были восторге от своей затеи. Наши белые волосы превратились в черные, кожа покрылась грязью — мы все больше походили на фаю. Лишь яркие голубые глаза отличали нас от аборигенов.
В любой ситуации мы научились включать свою фантазию, изобретая интереснейшие игры с помощью простейших средств. Мы наслаждались природой — со всеми ее чудесами и во всем ее многообразии.
Но самым большим чудом для нас, ребятишек, было то, что дети племени фаю научились смеяться. Мы показали им, как нужно радоваться своему детству, которое у них было задавлено ненавистью и страхом. Ведь с того момента, как они начинали что-то понимать, их жизнь наполнялась страхом. И постепенно мы стали понимать тому причину.
В культуре фаю существовало только два объяснения смерти: умирали или от стрелы, или от проклятия. В естественную смерть они не верили, медицины у фаю не было, и о болезнях они ничего не знали.
Смерть от стрелы обычно становилась следствием так называемой кровной мести. Если бы я была воином фаю и моего брата убил бы один из членов другой семьи фаю, я, моя семья, наши родственники — все мы обязаны были бы отомстить за его смерть. Месть не ограничивается виновным и его семьей, она распространяется на всех родственников убийцы.
Вера в смертельное проклятие прекрасно вписывается в эту систему. Например: воин племени иярике ссорится с воином из племени тигре. Через какое-то время один из иярике умирает естественной смертью. Однако племя иярике сразу находит объяснение: тигре во время ссоры произнес проклятие. Они бросаются мстить за умершего и убивают кого-то из тигре. Тигре, в свою очередь, решают, что их соплеменника убил кто-то из сефоиди, потому что недавно они застрелили одного из вождей этого племени. Снова происходит месть, и этот процесс продолжается непрерывно. Поскольку члены племен подпадали под закон кровной мести, каждый постоянно находился в страхе быть убитыми — будь то мужчина, женщина или ребенок.
