Другие муравьи получают питательные вещества от трав не с помощью грибов, а тлей, которые переваривают лишь малую часть высосанного сока, а остальное выделяют наружу в виде сахаристой жидкости, лестно, хотя и не совсем заслуженно называемой «медвяной росой». Это она образует липкую пленку на земле в саду под растениями, которые поражены тлями. Однако медвяная роса пришлась весьма по вкусу некоторым видам муравьев, и они собирают тлей в стада и доят их, точно люди — коров. Муравьи заставляют тлей выделять медвяную росу, поглаживая их усиками. Они охраняют своих дойных тлей, прогоняя других насекомых с их пастбищ залпами муравьиной кислоты. А некоторые даже строят специальные укрытия из пергамента или глины вокруг стебля или корня, особенно полюбившегося тлям, лишая тех свободы передвижения — точь-в-точь как люди коров в стойлах. Когда лето кончается и тли гибнут, муравьи уносят их яйца в муравейник для сохранности. Весной, когда из яиц выходят новые тли, муравьи доставляют их на удобные пастбища.
Все эти насекомые — тли и муравьи, термиты и кузнечики, клопы и жуки — представляют собой потенциальную пищу для более крупных животных. По травянистым равнинам Южной Америки бродит млекопитающее такого фантастического вида, что, пожалуй, оно могло бы потягаться с любым геральдическим чудищем. Величиной оно с большую собаку. Морда вытянута в длинный изогнутый щуп с глазами и миниатюрными ушами вверху и маленьким узким ртом в нижнем конце. Тело животного покрыто мохнатой жесткой шерстью, а хвост, составляющий половину его общей длины, столь щедро покрыт и снизу и сверху пышными пучками волос, что колышется позади него точно знамя.
Это большой муравьед. Зрение у него очень скверное, слух немногим лучше, зато обоняние на редкость острое, и он находит термитов по запаху их высохшей слюны в стенах термитников. Отыскав гнездо, большой муравьед длинными кривыми когтями на передней лапе расширяет один из главных входов, просовывает морду в пролом и принимается шарить по галереям длинным тонким языком, то втягивая его, то выбрасывая по 160 раз в минуту. И каждый раз язык выбрасывается, заново покрытый слюной, а в рот возвращается с грузом термитов. Зубов у муравьеда нет, и он проглатывает насекомых целиком. Стенки его желудка очень мускулистые и перетирают насекомых с помощью песка и камешков, обычно там имеющихся. За один день большой муравьед съедает таким образом около 30 тысяч термитов.
Свою долю муравьев и термитов съедают и не столь специализированные в выборе пищи еще одни обитатели Южной Америки — броненосцы. Как показывает их название, броненосцы носят панцирь. Состоит он из трех костяных, покрытых гибкими роговыми пластинами щитов на голове, плечах и тазе, между которыми помещаются такие же пояса. Самый заядлый любитель термитов из всех них — гигантский броненосец, по величине сравнимый с большим муравьедом, но куда более откровенный обжора. Вместо того чтобы грациозно приставлять изящную морду к выходу из гнезда, гигантский броненосец роет широкий туннель, прижимая одетую панцирем спину к своду и энергично загребая землю передними лапами, пока не добирается до внутренних помещений колоний термитов. Укусы тысяч охраняющих ее солдат ему, по-видимому, нисколько не досаждают.
Его более мелкие родичи — семипоясный броненосец, а также волосатый и голохвостый — не столь привередливы и с одинаковым удовольствием поедают кроме муравьев и термитов еще и птенцов, кузнечиков или даже плоды и корневища. Свернуться в клубок, спасаясь от опасности, способны только шаровые броненосцы. Трехпоясный шаровой броненосец, свертываясь, смыкает головной щит с хвостовым, так что его тело превращается в сплошь бронированный шар величиной с грейпфрут. Более крупные его родичи также не особенно опасаются таких хищников, как лисицы или ястребы. Гигантский броненосец, как и большой муравьед, просто слишком велик для них, а в случае посягательства может наносить сокрушительные удары передними, приспособленными для копания конечностями. У более мелких панцирь достаточно надежен, чтобы оберечь их при внезапном нападении, а если остальных средств защиты окажется маловато, они стремительно закапываются в землю.
Насекомые, так или иначе питающиеся травами, естественно, не получили их в свое единоличное распоряжение. Маленькие бурые кавии, курносые и бесхвостые, дикие предки одомашненных морских свинок, прокладывают в траве туннели и шмыгают по ним взад-вперед, собирая сочные стебли. Вискачи, грызуны покрупнее — величиной с растолстевшего спаниеля, — живут в лабиринте подземных нор, откуда вылезают вечером и неторопливо объедают траву вблизи входа, чтобы при первом же намеке на опасность успеть до него добраться. Мара, еще более крупный родич кавий, ищет корм на более обширных участках и в дневные часы. Удаляясь от норы, она полагается для спасения на свою быстроту. У нее длинные тонкие ноги и повадки, несколько напоминающие европейских зайцев, например склонность в самый неожиданный момент взмывать в высоком прыжке.
У этих травоядных много врагов. По траве бегают каракары, родственники соколов, и хватают кавий. А ночью к ним подкрадывается саванновая лисица, похожая на шакала. Бродит по пампе и еще более крупный член семейства собачьих — гривистый волк. Собственно, он очень похож на лисицу, но словно отраженную в кривом зеркале. Ноги у него настолько длинные, что рост его равен метру. Они позволяют ему бегать очень быстро, хотя не ясно, почему он в этом нуждается. Никто ни разу не видел, чтобы гривистого волка преследовали какие-то враги (кроме человека, разумеется), а чтобы ловить кавий, особой быстроты не требуется. К тому же он предпочитает добычу помельче — птенцов, ящериц или даже кузнечиков и улиток. Ест он также корневища и плоды.
Да и самый крупный обитатель пампы вовсе не хищник, а любитель травы. Весит он больше гривистого волка и вдвое его выше. Возможно, вы уже сообразили, что речь идет не о млекопитающем, но о птице, о нанду. Иногда его называют южноамериканским страусом, потому что он тоже утратил способность летать, и крылья у него тоже короткие, шея длинная, как и костлявые ноги, приспособленные для стремительного бега. Хотя рацион у нанду самый разнообразный и включает не только насекомых, но и мелких грызунов, основной его корм — трава, и в определенное время года нанду бродят по пампе большими группами, точно стада антилоп.
Гнездо нанду, когда видишь его впервые без достаточного предупреждения, производит ошеломляющее впечатление. Каждое яйцо раз в десять больше куриного. Этого, конечно, можно ожидать, поскольку речь идет о крупной птице. Но в кладке их по меньшей мере два десятка, а известны случаи, когда гнезда содержали свыше восьмидесяти штук. Естественно, что одна самка не могла бы отложить столько яиц. Дело в том, что самец нанду полигамен. Гнездо сооружает он сам, правда самое примитивное — выскребает в земле углубление, обычно в кустарнике или среди зарослей особенно высоких трав, и выстилает его сухими листьями. Он ухаживает за несколькими самками: танцует вокруг каждой, раскачивая шеей и распушая перья. В момент нарастающего возбуждения нанду могут даже обняться, переплетая шеи. Затем самка припадает к земле и происходит спаривание. Вскоре самка навещает сидящего на гнезде самца. Он встает, уступая ей место. Если тут же появляется еще одна самка, она, не дожидаясь очереди, откладывает свое яйцо прямо на траву, и уж самец потом закатывает его клювом в гнездовую впадину. Иногда столько самок столько раз вносят свою лепту в общую кладку, что самец не в состоянии прикрыть ее своим телом для насиживания. Тогда излишек он выкатывает из гнезда, яйца остывают и зародыши в них погибают.
