Никому не советую подниматься на тяжкую горбатую массу Аю-дага. Дороги там следа нет, пропасти большие, заблудиться ничего не стоит, и не найдете особенно оригинальных точек зрения. Мы было пропали на нем с одним знакомым профессором, неблагоразумно отправившись искать древних развалин на его вершине, вдвоем, без проводника. Ехать верхом уже было неьзя, едва можно было тащить лошадей в поводу. Зато мы хорошо рассмотрели и пересчитали страшные пропасти, которыми Аю-даг орывается к морю. Между его узкими и высокими мысами, вытянутыми вперед, как каменные лапы чудовища, такие трущобы, такие недоступные взору заливчики, замаскированные скалистыми островками и лесом, что нельзя найти лучшего притона для контрабандиста и корсара.
С одной стороны к Аю-дагу жмется Артек, в другой — Партенит Раевского. Там гора, здесь — низкий круглый залив, отличное купанье, отличная пристань, место открытое и веселое, орошаемое ручьями, богатое всякими плантациями. Партенит — поселение глубокой древности. Некоторые ученые думают, что храм девственной богини тавров, в котором совершалась драма Ифигения и Ореста, стоял около нынешнего Партенита, на Аю-даге, а не на мысе Партениум в Георгиевском монастыре. Недавние археологические находки сильно подтверждают мнение о глубокой древности Партенита. В Партените недавно еще показывался орех, толще и старее которого не было в Крыму. Не знаю, тот ли это самый, который стоит в соседстве фонтана, вокруг которого до сих пор собираются татары отдыхать по вечерам и судить о своих делах. Я не раз наслаждался в Партените тенью орехов после утомительной скачки верхом и прекрасным купаньем в тени Аю-дага. Я бы советовал всякому туристу сделать по-моему: не заезжать в экономию владельца, а расположиться в первом ореховом саду над морем, попросив разрешения какого-нибудь гостеприимного мусульманина. Там, на зеленом ковре травы, под зеленым шатром деревьев, татарин накормит вас шашлыком и плодами, и вы себе належитесь и налюбуетесь сколько душе угодно. Последние к Алуште деревни, последние парки и дачи, достойные внимания, — в Карасане и Кучюк Ламбате, сейчас, как поднимешься из Партенита. Полюбовавшись роскошными деревьями и цветниками карасанского парка, поворотите к морю, на скалу Кучюк Ламбата, "Малого маяка", Лампаса древних греков. Голы, словно обожженный утес отрезает от моря глубокую бухту и сообщает всей местности особенно живописный характер. Высоко на вершине утеса, нависшей над бухтою, торчит хорошенькая часовня, пониже ее домик в зелени и группы кипарисов, сбегающих к парку. На этой вершине, конечно, и был старинный маяк, манивший в безопасное затишье бухты.
Когда вы, читатель, побываете во всех углах Южного берега и насытите свое любопытство его разнообразными красотами, вернитесь в Алупку. Если у вас есть несколько времени, которое вы можете посвятить отдыху и наслаждению, и если вы не боитесь оставаться наедине с собою, — поживите это время в Алупке.
В Алупке, в пределах княжеского парка, есть очень чистенькая, очень приличная и очень крошечная гостиница, где вы можете иметь все, что вам надо, если только успеете найти место. Не попали в гостиницу — поселяйтесь у татарина, в деревне. Глиняные домики татар с глиняными крышами, с глиняными трубами, так спрятаны в тенистых садах ореха, тута и инжира, что вы не сразу и увидите деревню Алупку; эти бесконечные сады незаметно сливаются с лесами, окаймляющими подошву Ай-Петри, а с другой стороны также незаметно переходят в княжеские парки.
Зелень, сплошь заполонившая все отроги глубокой долины, и хаос серых камней, рассыпанный по ней от Ай-Петри до самого моря, — вот общий вид Алупки. Долины, более теплой, более кишащей водами, плодами и зеленью — нет на Южном берегу. Тут даже в лесах плодовые деревья юга.
Ай-Петри придает Алупке всю ее характерность и красоту. Ай-Петри далеко не самая высокая гора Крыма, но она, кажется, Бог знает какою громадною, потому что стоит вся перед вами. Это гора-замок, — волшебный, заоблачный замок. С разрушенными башнями, с отвесными обрывами стен, с зубцами, обглоданными временем, — замок, достойный байроновского Манфреда.
Не знаю, есть ли гора в Крыму живописнее Ай-Петри. Она вовсе не так близка, как кажется вам из Алупки. Вы можете догадаться об этом по тонко-синему тону ее красок. Она кажется близкою потому, что стоит над всем и за всем, что вы отсюда видите, — загораживая небо, почти нависая над головою вашею. Весь пейзаж Алупки — в сущности Ай-Петри и море. Скалы и леса долины имеют смысл только потому, что они сбегают с Ай-Петри. Сам замок Алупки, — не тот титанический и фантастический замок, что купает свои зубцы в облаках, — а настоящий замок князя Воронцова, привлекающий в Алупку туристов, — сам замок этот оттого является вам таким поразительно-оригинальным и художественно-полным произведением искусства, что он замыслен в дико-поэтическом стиле Ай-Петри. Он носит на себе тот же общий характер пустынной и недоступной грандиозности, как и гора, здесь царящая. Он сложен из тяжких камней неразрушимого серого трахита и высит свои башенки, свои капризные уступы крыш, свои затейливые мавританский трубы из яркой чащи парка, точь-в-точь как поднимает в облака свои красиво выточенные пики, там позади, — такая же серая, такая же вековечная скала, под пятою которой он теперь красуется. Оттого лучший вид на Алупку снизу, от моря, когда и дворец, и купы кипарисов, и живописная татарская мечеть среди татарских хат, и всех выше господствующий православный храм, в благородном стиле афинского Парфенона — когда все это видно вам на синем фоне Ай-Петри, под стеною Ай-Петри, под чарами Ай-Петри. Тогда вам ясно, что от самых волн моря, через роскошь всех княжеских дворцов, через все эти пруды, фонтаны, цветники и гроты, через мечети и храмы, леса и обвалы, все растет и поднимается туда вверх, к царственной горе, к поднебесью, где купается в глубокой синеве юга белый венец ее скал, — растет и поднимается чудная красота, недоступная описанию.
В Алупке соединены условия красоты, которых почти никогда не встречаешь вместе. Алупка-дичь, пустыня, суровый хаос обвалов, необузданная мощь растительной силы; море бьет в открытый каменистый берег Алупки всей тяжестью своей груди, гложет и крошит его, пляшет и воет в его тесных бурунах, как голодная ведьма.
Вы не услышите в Алупке человеческого голоса, пенья птицы. Будто вымерло всей в этой заколдованной обители красоты. Прибой волн внизу, на море, клекотанье орлов вверху, над зубцами Ай-Петри — вот звуки Алупкинской пустыни. Но в этой пустыни — все чудеса цивилизации, все победы разума. Гений художника овладел дичь, не возмутив ее; он заставил ее служить тонкому вкусу изящества и капризным требованиям самого изнеженного удобства. Тенистые, живописные тропинки поднимают и опускают вас в ущелья, полные очарованья; куча скал, сброшенных с Ай-Петри, оказывается таинственным гротом, приютом любви и мечтания. Горные ключи, наполняющие лес своим веселым журчаньем и дыханьем горной свободы, бегут вам навстречу то из опрокинутой урны античного мрамора, то из сердцевины срубленного пня или из недр гранитного обломка; то низвергаются диким каскадом с обрыва утеса, то спалзывают широко распластанною скатертью по округленной поверхности камня… Иногда это меланхолическая струя, тихо урчащая в непроглядную темь бассейна, кругом заслоненного вековыми деревьями; иногда это целый могучий ручей, сбегающий по гранитным ступеням своего ложа и орошающий все парки, от горы до моря. Все это словно устроилось само собою, но все это строго обдумано и рассчитано. Художник не оставил без вниманья ни одного камня, ни одной струи. Все вошло в состав его плана, всякая подробность поучила роль в задуманной им общей картине. Ничего натянутого, искусственного, сочиненного. Природа везде осталась сама собою, глубоко постигнутая, во всем живье и во всей характерности своей. Вон на круглом столе столпились целым полчищем, будто траурная толпа иноков, — черные кипарисы. Им невозможно было найти более пригодного и более эффектного места, и они стали здесь. Спуститесь ниже, ближе к морю, в глубокое затишье зеленого пригорка. Это природная теплица, пьющая открытыми устами тепло и влагу южного моря. Посмотрите, в этой зеленой теплице уже приютилась рощица молодых олеандров; густые розовые шапки их свадебных цветов так весело и ярко вырезаются на яркой и веселой зелени. В другом уголке, таком же уютном, роща магнолий. Магнолии Алупки достигают огромных размеров. Их громадные белые лилии лежат на своих ветвях, словно водяные розы виктории-регии. Нет другого цветка, подобного этому по пышности и величине.
