Сбылся сон старухи.
На следующую ночь Майырахпак вышла на берег и направилась прямо к землянке. Вошла, заглянула в ийак [21] и спрашивает:
— Здесь кто-нибудь живет или нет?
А старуха в это время вила нитки. Подняла голову от работы и говорит:
— Кто там такой, зачем сюда пришел? Иди в Канисхук — там есть богатые.
— Я ничего не вижу. Увидела только твою землянку и тебя в ней, — говорит Майырахпак.
— Иди в Канисхук, — настаивает старуха. — Я бедная, живу только тем, что мне принесут.
— Я пожалела тебя и пришла, — сказала Майырахпак и вошла в землянку.
Затрещала маленькая землянка старухи, но Майырахпак все-таки вошла. Через, плечо у нее был перекинут ремень, на нем висело много мешочков с агинуаг'ытами [22], а в руках Майырахпак держала ак'утак' [23].
Села она, спрашивает старуху:
— У какого зверя печенка с волосами?
Узнала старуха, кто к ней пришел, испугалась, крикнула:
— Кай! — и подняла руки, словно защищаясь от удара. Майырахпак отодвинулась.
— Не знаю, — говорит старуха. — Не слышала я, чтобы у какого-нибудь зверя была печенка с волосами. И у дикого оленя, и у домашнего, и у медведя печенки как у всех.
А Майырахпак вытаскивает из загнутого подола дождевика целого кита, поднимает его за хвост одной рукой и со словами: «Вот у этих нет печенки с волосами!»— проглатывает кита целиком.
Опять сует Майырахпак руку в подол, достает моржа и глотает его На третий раз достает лахтака, на четвертый — нерпу и все глотает. А потом опять вытаскивает за хвост целого кита и заставляет старуху проглотить его.
Кай! — воскликнула старуха. — Я так не ем. Я ем совсем немного, только вот столько. — И показала два пальца.
— Ладно, — говорит Майырахпак, — когда я буду уходить, я тебе оставлю.
Сняла с плеча ремень с агинуаг'ытами, подала его вместе с веслом старухе и сказала:
— Дай их тому человеку, которого ты считаешь хорошим. А кусочек с твои два пальца я оставлю на улице.
Вдруг Майырахпак задрожала и в испуге бросилась к старухе:
— Слышишь, кто-то едет! Ой, я боюсь! Я лучше пойду. И пошла. Земля закачалась, когда она шагнула.
А старуха испугалась еще пуще и просит Майырахпак:
— Ой, тише, тише! Видишь, как качается земля. Слышишь, как падают камни и сыплется песок с моей землянки!
Послушалась Майырахпак, пошла тихонько. Там, где она проходила земля трескалась, как трескается в сильный мороз.
Майырахпак ушла, старуха выползла из землянки и видит: лежит на берегу большой кит. Подползла она к киту, облизала ладони и стала обмазывать кита слюной [24].
Обмазала, отползла, видит: на самом деле лежит кит, большой-пребольшой. А когда Майырахпак поглощала китов, они казались старухе маленькими.
Вернулась старуха к землянке и поползла на крышу. Пока она ползла, совсем рассвело. Эскимос, посылавший старухе табак, проснулся и стоял у своей яранги. Видит: около землянки лежит что-то темное, а старуха сидит на крыше и машет руками.
Говорит эскимос жене:
— Опять что-нибудь надо старухе. Сходи-ка к ней. Да потеплее одевайся, а то уж начались заморозки.
Жена надела новый к'апысиг'ак [25], обшитый кругом росомахой, и пошла к старухе. Подошла к землянке и видит: около самой землянки на берегу лежит кит. Как будто его только что привезли и вытащили на берег.
Вошла она в землянку. Увидела ее старуха и подает ей весло и амулеты:
— Одна ты смотришь за мной. Если бы не ты, некому было бы смочить мой рот табаком [26].
Тогда жена умилыка сняла с себя к'апысиг'ак, отдала его старухе и сказала:
— Надень на себя и сиди.
— Пусть твой муж приедет на байдарке, только не по воде, а по земле, — продолжала старуха, — и гарпунщик пусть заколет кита, хотя он и мертвый.
Вернулась жена умилыка домой, передала мужу весло и амулеты, пересказала наказ старухи.
Собрал эскимос людей. Подтащили по земле к берегу байдарку. Гарпунщик ударил кита, а он даже и не пошевелился. Разрезал умилык кита на куски, оделил товарищей и взял свою долю. Все вернулись в поселок и начали праздновать [27].
А старухе даже кусочка кожи величиной с ноготь не досталось.
Только после праздника вспомнил умилык про старуху и говорит жене:
— Что старуха живет там одна! Возьми ее и приведи в нашу ярангу. Да смотри, чаще меняй ей постель, чтобы не сбивалась шерсть под ее коленями и локтями.
Привела жена старуху в свою ярангу. Постелила ей новую постель, дала ей мягкую белую оленью шкуру на одеяло. И здесь старуха прожила до самой смерти.
А умилык стал еще удачливее и в охоте. Теперь он больше всех убивал китов. Вот что сделала Майырахпак на Анурвике.
Аналько закончил сказку. За окном разбушевалась пурга На крыше гремели железные листы. Выл ветер. Как видно, Аналько не хотелось уходить из теплой комнаты. Объявив, что у него в яранге холодно, и закурив новую сигару, он начал другую сказку, сказку о том, как маленький палтус боролся с волками.
Ивисян'их'ак' резвился в волнах вблизи Ильхак [28]. А из-за скал шло много-премного белух. Всюду, где они проходили, подымались высокие волны. Прошли белухи мимо маленького палтуса, волны подхватили его и выбросили на берег. Напрасно бился маленький палтус, пытаясь снова попасть в воду. Белухи все еще плыли, и волны все дальше отбрасывали его на берег. Испугался маленький палтус, что солнце высушит его кожу, бьется на берегу и кричит белухам:
— Засох, высох, засох, высох! Перенесите меня на себе. Возьмите меня в зятья.
А белухи все идут и идут. Крикнут ему: «Задним скажи!» — и дальше идут.
Тогда маленький палтус запел:
Кива кивани ельхам кана канини атак,
Таватын панигахака упыхсякагьякахка
Ивын мана а-тхах-та-ана.
Подошли задние белухи. Услышали песню, забросили хвосты на берег и вместе с песком стащили Ивисян'их'ак'а в воду. Стащили, положили себе на спину и отправились дальше. Шли долго-долго, наконец дошли до земли белух, где стоят их землянки. Рассмотрел маленький палтус, что берег поднимается от воды полого, двери землянок выходят прямо к воде. Еще заметил, что белухи очень пугливые: чего-то они боятся, а чего — непонятно.
Вскоре женился маленький палтус на белухе.
— Скажи, — спросил он однажды жену, — чего вы все боитесь?
— Когда земля замерзнет, с тундры придут волки, — ответила жена.
И верно: замерзла земля, настала ясная погода и с гулом и. шумом подошли волки. Белухи попрятались в землянки и крепко-накрепко, как только могли, завязали двери.
