Ящерица варан
На следующий день я продолжал свое путешествие на юг до Мунду-Хеф-Кифо, где мы переночевали. Затем, пройдя северо-западный край области феджилу, мы перешли рубеж племен мунду и феджилу. Островные поселения последних расположились на границе обитания бари, ниамбара, мунду и какуак.
Под угрозой надвигающихся с юго-востока макаракаидио, феджилу обратились за помощью к донколанским торговцам слоновой костью. Последние, под начальством Ахмет-Атруша, преградили дальнейшее продвижение племени азанде, но поработили также и искавших у них помощи феджилу.
Из-за высокой травы продвижение по дорогам было довольно затруднительно, особенно в низинах. Воду приходилось доставать из выкапываемых ям, реки нам не встречались; река Ей находилась довольно далеко на восток. Мутная и белая питьевая вода, похожая на разбавленное молоко, была не особенно привлекательна, но лучшей не нашлось даже в деревне шейха Кифо.
Еще в дороге у меня были неприятности с моими людьми, пользовавшимися моим именем для того, чтобы безнаказанно грабить негров (в последней деревне феджилу они украли козу, которую, однако, им пришлось вернуть владельцу, прибежавшему ко мне). Это их поведение не изменилось и в Кифо. Вследствие недостатка в носильщиках я был вынужден оставаться в этой деревне целый день, большую часть которого провел на ангаребе. Боли в голове и спине и слабость в ногах предупреждали о новом приступе лихорадки. Поэтому я ограничивался короткими переходами и продвигался на запад медленно. Мы переночевали у шейха Бату и на следующий день поднялись на невысокую гору Липако, с вершины которой я любовался далекой перспективой и наметил свой дальнейший путь.
По дороге мы встречали много расположенных на возвышенностях деревень макарака-идио, селения которых тянутся отсюда до главной зерибы Кабаенди.
Зериба вождя Бандуа на речке Ау — одна из самых больших негритянских деревень этой области. Она огорожена хорошей изгородью и древесными насаждениями и имеет приветливый вид. Я послал вперед несколько человек из сопровождавших меня с поклажей, и они по моему поручению приготовили для меня рекубу. Желая отблагодарить жителей за хороший и дружелюбный прием, я устроил вечером у Бандуа «кунго» (празднество с музыкой, танцами, мериссой и пр.). Повод к этому подали женщины. Из соседних хижин они видели, что я дарил бусы женам Бандуа; под вечер ко мне с пением и прыжками явилась группа женщин с просьбой подарить и им бусы. Я исполнил их просьбу, и на радостях они танцевали «кунго» (принимали участие только женщины). Из моей рекубы я наблюдал за веселым празднеством. Вдруг на площади появилась воинственная фигура со щитом и изогнутой саблей, начавшая военный танец. Прыжки и удары саблей по воздуху под прикрытием щита выполнялись с таким рвением и проворством, как будто действительно нужно было уничтожить врага. Казалось, что воин считал меня своим опасным противником, против которого он должен мужественно защищаться, клинок сабли просвистел несколько раз у самых моих ушей, так что я невольно отшатнулся. Тогда с другой стороны выпрыгнул сам вождь Бандуа в воинском наряде, проделал те же прыжки, что и первый танцор, и приблизился к нему в качестве противника. Приближение крадучись, отступление, прыжки и выкрики были так естественны, оба танцора забылись и вошли в такой азарт, что окружающим зрителям пришлось их разнять; по-видимому, из опыта здесь было уже известно, что танцоры предаются военным играм со страстностью, небезопасной для жизни. Бандуа начал игру в нападение на меня (чтобы оказать мне особую честь), его сабля кружилась перед моим лицом, но вдруг он изобразил, будто увидел своего воображаемого противника побежденным у своих ног, и начал рубить и колоть его, чтобы покончить с ним. Весь в поту, он завершил свое интересное выступление тем, что низко склонился и для оказания мне особой чести положил свою голову на мою руку.
Двадцатиминутная прогулка привела меня к деревне шейха макарака Бассо, которая, кроме солидной ограды от ночных хищников, особенно от гиен, которых здесь очень боятся, была опоясана еще банановыми зарослями, придававшими этой большой деревне приветливый и даже уютный вид. Я сообщил вождю и нубийцам о своем горячем желании до возвращения в Кабаенди пройти в область Абака. Но и здесь, как и в других деревнях, я получил уклончивый ответ — что якобы туда нет дороги, что никто ее не знает и т. п. Сопровождавшие меня нубийцы хотели как можно скорее вернуться к своей ленивой жизни в зерибе и ничего не делали для осуществления моего плана путешествия. Они уклонялись тем более, что были обмануты в своих ожиданиях поживиться у негров во время объезда. Я ясно высказался по этому поводу, пригрозив, что каждого, взявшего что-либо без моего разрешения, ожидает немедленная смерть.
Из зерибы Бассо я предпринял прогулку к конусообразной горе Гурмани, поднялся на вершину, а на следующий день посетил ближайшее островное поселение абака и ее вождя шейха Бати.
Деревянная скамеечка бонго
На обратном пути в Кабаенди я еще раз заехал к своему толстому другу Дали. Остаток моего спирта настроил толстого шейха особенно дружественно. Рассчитывая в ближайшее время получить из Ладо посылку с разными вещами для обмена, я Деревянная скамеечка бонго здесь щедро раздавал разные подарки. Зато я, наконец, получил красивый нож, который мне хотелось приобрести еще при моем прежнем посещении. Правда, мне пришлось не только заплатить очень дорого, но и пустить в ход все свое красноречие при уговорах и, наконец, апеллировать к тщеславию вождя, пообещав ему, что нож будет показан всем великим султанам: «Смотрите, вот нож Дали, величайшего из всех вождей». Я намеревался составить коллекцию копий, но требования возмещения за них были так высоки, что мне пришлось отказаться от этой мысли. Выше я уже сообщил названия и формы копий макарака. Хочу лишь добавить, что некоторые виды их идут исключительно как предметы обмена, особенно для покупки жен. В зависимости от достоинств невесты, требуется от двадцати до тридцати копий «голло» в качестве выкупа у отца.
12 июня я благополучно вернулся в Кабаенди и этим закончил свою третью поездку по округу Макарака, добавив к моим путешествиям новых 145 километров пути.
По возвращении в Кабаенди я поселился на своей прежней квартире. Вещей я не распаковывал, намереваясь в ближайшие дни отправиться в Ванди, чтобы навестить Коппа и договориться с Багит-агой (караван которого должен был вернуться из Ладо) относительно поездки в Калика. Первый день был посвящен проветриванию, сушке и окуриванию этнографических коллекций.
