Аварийное судно на приливе пришвартовали к берегу. В отлив, когда оно стало обсыхать, под его борта подвели распорки — благо плавника повсюду много. В полный отлив у нас была вполне пригодная верфь, но сроку морская стихия отвела нам всего полчаса. За это время успели насадить винт и закрепить его. Пришла вода, и наш корабль всплыл, закачавшись на волнах.
Сработает ли аппаратура?
Настала пора готовить фоторегистратор. Мы с Виктором обтекаемую, эллиптической формы камеру закрепили на штативе, которым служила тренога, собранная из уголкового проката. Впереди камеры на метровую длину и немного в стороне от оси съемки были закреплены два рефлектора с импульсными лампами-вспышками, от камеры и ламп шли кабели к герметичной коробке, в которой находилось питание — набор портативных батареек. Вся система была герметична и могла выдержать 10 избыточных атмосфер давления, что соответствует стометровой глубине погружения аппарата в воду.
Необычная съемочная техника в умелых руках Виктора ожила. Слышно было, как внутри бокса работают механизмы, исправно чередовались вспышки ламп. Испытания прошли успешно. Мы провели съемку с частотой 48 кадров в сутки.
Перед выходом в море ознакомились с техникой безопасности при погружениях у Соловков. Здесь важна была тщательная подготовка, спуски следовало точно приурочивать к перемене направления течения. Заранее, по таблицам, определяли время «тихой воды» — смены прилива и отлива, затем подсчитывалась длительность перехода на катере к месту погружений аквалангистов, и только после этого выходили в море.
Теорию организации погружений надо было подкрепить практикой, да и вообще следовало нам проверить и себя, и снаряжение после годового перерыва. Решили в «тихую воду» выйти в море. Выплыли из бухты Сосновой на лодке, выбрав маршрут к подводной скале, которая в полукилометре от берега скрывалась под волнами. Сначала в связке с аквалангистом, уже освоившим погружения у Соловков, должен был пойти я, затем Виктор. Я взял с собой обычный подводный фотоаппарат, а напарник — двухметровую пику. Мы знали, что скала отвесно уходит вглубь моря на 20-25 метров, а там, у ее основания, — песчаное дно.
Спускаемся в воду. До этого в Белое море я погружался десятки раз, но подтверждалась интересная особенность: каждое новое погружение воспринималось как самое первое и приносило свои особые ощущения.
Вот и в тот раз, прыгнув в воду, я очутился среди знакомых струй воздушных пузырьков, но преломление солнечных лучей образовало вокруг неповторимое голубое сияние. Цветной калейдоскоп радует глаз, но прямо над головой прыгает на волнах днище лодки, и я побыстрее ухожу вглубь, чтобы избежать опасного столкновения.
Преодолеваю метра три, и смутно различимый утес становится отчетливо видимым. На его вершине, сопротивляясь водным потокам, прижились ламинарии, их обтрепанные концы загнулись в одну сторону — значит, есть течение. Вода в море движется даже и в минуты, когда нет прилива, и мы, влекомые мягкой, но упругой силой, скользим вдоль утеса вниз.
Перед глазами темный гранит с редкими пучками растений, но неожиданно стена переходит в уступ, и мы зависаем над ступенью огромной подводной лестницы, основание которой покрыто друзами мидий и светлыми наростами. Нащупываю нарост, напоминающий поролоновую игрушку, это губка. Наконец уступы и уступчики, которыми покрыта скала, кончились, и мы увидели дно. Около скалы песок вынесло течением, под утесом ложбина, переходящая в песчаный вал. Но это была вполне «нормальная», полуметровой высоты волна, а не гора-дюна, с которой я мечтал встретиться. Дно вокруг скалы не было плоским, среди песчаных волн возвышались гряды камней и отдельные островки, которые, наверное, и задерживали стремительные потоки воды, мешая образованию крупных песчаных валов.
Время под водой бежит незаметно. Все время находились интересные объекты для съемки. Наконец мы забрались в лодку. Прилив набирает силу. Придется Виктору тренироваться в следующий раз.
И вот настал день выхода в море. Фоторегистратор на борту, заряжены акваланги, проверены гидрокостюмы. Подсчитано время перехода — и мы в рейсе. Идем на юг, приливное течение помогает, на отмеченном буйками участке моря оба катера встают на якорь. Наконец белые листы пенопласта — буи — утихомирились и лишь слегка покачиваются на якорных шнурах. Наступает минута, к которой готовились несколько месяцев, — двухметровая тренога медленно опускается в воду. Боцман и двое матросов — почти вся команда катера — бережно травят пеньковые канаты, и рама с осветителями и аппаратом скрывается в беломорской воде.
Погружение аппарата закончено, ослабло натяжение канатов. Пришла очередь аквалангистов. Вдвоем с Марком спускаемся по трапу в воду. Напарник в легководолазном костюме «мокрого» типа — черная микропористая резина плотно обтягивает его тело. Этот костюм отличается от моего «сухого» тем, что его резина смачивается водой как снаружи, так и изнутри, поэтому давление на обе поверхности одинаково. Тело подводника в таком гидрокостюме не испытывает давления воды снаружи, и одежда не стягивается в жесткие и неудобные складки. Но зато вода проникает сквозь него к самому телу. На мой взгляд, это костюм для теплых морей, хотя Марк и научился погружаться в нем в холодные глубины Белого моря. Однако более 30 минут, по утверждению участников экспедиции, легководолазы в костюмах «мокрого» типа работать не могли.
Я надел свой залатанный «Садко-2», — костюм «сухой», если он не порван. В этом костюме погружался я и в Баренцевом, и Беринговом морях, и в теплых водах Каспия, но нигде не испытывал потребности побыстрее выйти на поверхность из-за того, что сильно замерз. В костюм этот вода не проникает, в нем нетрудно расправить складки, образовавшиеся на глубине, он легко продувается воздухом изнутри. Хотя «Садко-2» немного громоздок по сравнению с «мокрым», но я был доволен им. Ведь мне приходится много фотографировать под водой, а это требует терпения, а иногда и умения затаиться.
Итак, мы вдвоем с Толчинским в беломорской воде. Опять, как и прежде, много лет назад, когда мы с ним впервые открывали для аквалангистов глубины студеного моря, он стремится куда-то вбок, все вперед и побыстрее.
Марк нырнул вниз, а я, перебирая одной рукой ходовой канат, опускаюсь не так резво. Перед погружением я брызнул на стекло маски немного холодной воды, чтобы оно не потело при погружении. Теперь мокрые края маски, холодя лицо, напоминают о том, что я в глубине, и заставляют сосредоточиться. В свободной руке у меня фотобокс с аппаратом «Салют». Правда, в хорошем качестве будущих снимков я не очень уверен, ведь осветитель от моего аппарата с двумя лампами-вспышками и системой питания пошел на комплектование фоторегистратора.
