Пересекли снежник и поднялись по обглаженным скалам до последнего крутого места. Ребята идут медленно сзади. Я свободно успеваю торить им путь. Всех мучает одышка и до боли пересыхает в горле. Глотают снег. Последнюю часть преодолели без особых трудностей.
Вышли на снежный гребень. Он идет, извиваясь в северо–восточном направлении. Справа большой кулуар. Выше видна шапка скал, но вершина ли это?
Решили рыть пещеру в гребне: выше снежных массивов не видно. Я начал с одной стороны, Виталий с другой. Однако к концу он перекочевал ко мне: у него что–то не вышло. Пещера получилась обширная. Много трудов доставило извлечение здоровенного камня.
Залегли в пещере, однако как–то нескладно: не поперек, как предполагали, а вдоль, ногами к выходу, и мне места не досталось. Никакие увещевания не помогли и я улегся поперек у самого входа. Из дыры дует. Заложил ее кусочками снега, но и это не помогло. Холодно, меня трясет. Ночь нестерпимо длинна. Сижу, размахиваю и бью ногами. Под самое утро ввалился в общую кучу людей и немного вздремнул.
5 сентября. Вокруг облачное море. Лишь над нами ясное небо и вершина Хан—Тенгри.
Вышли. Полезли по гребню, вначале весьма короткому и нетрудному. Потом гребень расширился, перешел в снежный со скалистыми выходами. Снег довольно глубок. Идам очень медленно: каждые 10–15 шагов передышка. Вышли на жесткий снег. Пришлось подрубать: у Виталия нет кошек. Здорово мерзнут руки, но рубить нужно, так как Виталий совсем уже не может идти.
На высоте 7000 метров отважные альпинисты вырыли
обширную пещеру
Снежный гребень вывел к группе скал и… вот она, снежная шашка самой вершины!..
Ветер яростно гонит снег и промораживает насквозь. Кругом море облаков и лишь к югу от нас видна одна вершина, вернее, громадный массив…
Ребята с трудом сделали последние несколько шагов и сгрудились у камня. Я пошел искать следы алмаатинцев. Они говорили, что сложили тур и оставили шашку в западных скалах. Все тщательно осмотрел — ни записки, ни тура. Абсолютно нет никаких следов пребывания человека на вершине. Затем обошел всю вершину. Она образует гигантский снежный купол, наиболее приподнятый в северо–восточной части и спускающийся наподобие большого отлогого снежного плеча на юго–запад. До конца на восток пойти один я побоялся, так как, по описанию Погребецкого, там должен быть карниз.
Однако потом все же не удержался, побывал и на самой высшей точке и оттуда немного спустился на восток. И тут выяснилось, что высшая точка карнизом не обрывается. Сложил на скалистом островке юго–западного плеча тур, вложил в него кусочки винных ягод в обертке и вернулся к ребятам.
Они сидят, чуть спустившись и укрываясь от ветра за большим камнем. Место это в северо–западной части вершины очень заметно благодаря двум выступающим камням. Решили оставить здесь записку. Ее писал я: у остальных плохо работают пальцы. Вложил ее в банку Ленца и положил на правый камень на карнизик, придавив сверху большим камнем.
Высота по альтиметрам 7220 (без поправки). Температуру Мишук уже давно не измеряет — не до этого. Ленц ничего не снимает, ибо руки у него сильно поморожены. Я взял у него лейку и сделал несколько кадров.
Пошли на спуск. Идем опять очень медленно: Виталий здорово скользит. Ленц и Миша ушли вперед. Времени не больше 12 часов, точно никто не знает: часы стоят.
У пещеры сошлись. Посидели. Виталий надел кошки, пошли вниз. Скалы занесло снегом. Спуск стал сложнее. Прошли по снежнику и вышли опять на обглаженные скалы. Виталий предпочел съехать по снежнику. Я начал пересекать его. Сверху сыплются камни. Это Мишук с Ленцем никак не могут одолеть первую стенку.
Решили спускаться по всей 40‑метровой веревке по одному; я опустился первым и хорошо. Затем Леонид. С порядочным перерывом — Миша, Ленц и Виталий.
Пока они лезли, я решил спускаться без охранения, руководствуясь желанием скорее попасть в лагерь, подготовить его и натопить воды для измучившихся ребят. Спуск оказался сложным. Сверху зачем–то сбросили мне веревку. Когда я спросил, закреплена ли она, Виталий ответил, что раз он спускает, значит закреплена. Потом вдруг кричит «тяни!». Я потянул, веревка натянулась и… вся слетела ко мне.
Виталий кричит, чтобы я закрепил ее за большой камень. Ого, чего захотел! Камень этот значительно выше меня, но обмотавшись веревкой, уже карабкаюсь вверх. Неожиданно веревка выскользнула и полетела вниз. С замиранием сердца слежу, как она извиваясь катится все дальше и дальше, но вот остановилась. Вниз за ней! Осторожно разгребая снег и цепляясь за каждую неровность окал, лезу вниз. Но чем дальше, тем скалы становятся обглаженнее и опаснее.
Сверху кричат, что не могут спуститься без помощи. Виталий слез самостоятельно, а оставшиеся настолько ослабли и перемерзли, что не могут ни спускаться, ни охранять друг друга. Решаюсь на опасный шаг: тормозя ледорубом, соскальзываю вниз, метров на 15, затем еще. Внимание, воля — все напряжено до предела.
Дальше рисковать невозможно — скалы совершенно гладки. Прошу Виталия (он на кошках) страверсировать до веревки. Виталий идет на кошках, и то разок съехал. Не отрываясь, слежу — дойдет или нет? Дошел, взял веревку, но вернуться назад не может. Я подхожу как можно ближе и с трудом достаю конец брошенной веревки. С концом веревки в зубах добираюсь до более расщепленных скал.
Лезу опять вверх с тайной надеждой, что ребята в свою очередь хоть сколько–нибудь спустятся вниз. Однако надежды мои не оправдались, и до встречи с ними пришлось лезть порядочно. Привязался к их веревке, укрепился и, выругав хорошенько всех, особенно Мишку, погнал вниз.
Но Мишка все же отстает. Не действует и главная угроза — заночевать на скалах. А опасность эта стала довольно реальной, ибо уже темнеет. О нижней пещере нечего и думать. Дай бог, дотащить их до первого лагеря!
В выемке встретили Виталия. Еще до этого он что–то кричал. Оказывается (по его мнению) мы прошли лагерь. Мне что–то не верилось; спустились мы будто немного. Однако, чтобы не было худшего (уже совсем темно), снова полез вверх искать лагерь. За мной двинулся Леонид. Я быстро опередил его. Прощупывая в темноте выступы, пролез сочти до начала крутых скал, вылез на гребень и… лагерь! Разгребаю: вот шкуры, что–то завернутое в брезент, опять шкуры, кусок прорезиненной ткани, возможно, край палатки… Это, конечно, не наш лагерь, это последний лагерь алмаатинцев. Отдышался, дождался Леонида и вместе мы еще раз перещупали вещи. Явно: выше этого места нашего лагеря быть не может.
Леонид на обратном пути отстает и стонет. Вот черти, сгоняли нас зря!
