— А я, со своей стороны, сказал тебе, что отпущу тебя на свободу не раньше, чем ты ответишь на мои вопросы.
— Я остаюсь при своем решении, и, значит, ты должен передумать.
— И я не изменю своего решения, и все останется так, как я сказал: Сильный Бизон завтра утром уведет вас.
Я снова собрался уходить. На этот раз он отпустил меня подальше, но потом крикнул вслед:
— Пусть Олд Шеттерхэнд подойдет еще раз!
Я подошел к нему и решительно заявил:
— Скажу тебе свое последнее слово: сначала ты все мне расскажешь, и только потом я отпущу тебя на свободу. Это мое последнее слово. А теперь решайся быстрее! Ты хочешь говорить?
— Да, но я надеюсь, что после этого ты выполнишь свое обещание.
— Что я сказал, то и будет. Итак, Мелтон хотел, чтобы вы напали на асиенду?
— Нет.
— Были ли в сговоре с Мелтоном те двое бледнолицых, которые называют себя Уэллерами?
— Нет.
— Но Мелтон купил асиенду?
— Да.
— Какие планы были у него относительно переселенцев?
Он немного помедлил, как будто собираясь найти уловку или набираясь мужества высказать еще один раз уже произнесенную ложь, и только тогда, когда я повторил свой вопрос, он ответил:
— Он хочет их продать.
— Продать? Что? Продать людей! Но это же невозможно!
— Возможно! Ты должен знать это даже лучше меня, потому что ты бледнолицый, а покупают и продают людей одни бледнолицые. Или ты станешь отрицать, что чернокожие тоже относятся к людям? Разве их не продают в рабство?
— Здесь речь идет не о черных. Я говорю о бледнолицых, которых нельзя купить, как рабов.
— И все же их продают! Я слышал, что в морских портах есть такие капитаны, которые так плохо относятся к людям, что никто не идет к ним в матросы. Когда такому жестокому капитану нужны люди, он крадет их или покупает.
— A-а! Хм! Не хочешь ли ты сказать, что белые переселенцы были проданы именно такому капитану?
— Именно так оно и есть.
— Кем же они были проданы?
— Мелтоном. Переселенцы принадлежали ему, значит, он мог с ними сделать все, что ему придет в голову. Он вызвал их из родной страны, заплатив там за них очень много денег.
— Это были не его деньги, а средства асьендеро.
— Так он же купил асиенду, а вместе с ней и белых. Теперь он захотел вернуть эти деньги, а так как эти люди не могли их ему предоставить, он просто-напросто продал их капитану какого-то судна.
— Откуда ты все это знаешь?
— От него самого. Прежде чем я выпустил его на свободу, он сказал мне, что хочет продать белых людей.
— Где же находится этот капитан.
— В Лобосе. Вот теперь я сказал тебе все, что знаю. Твое пожелание я выполнил, а теперь требую, чтобы ты сдержал свое слово.
— Ты и в самом деле требуешь этого? Так. Ты умный, даже очень умный человек, но ты не учел, что могут найтись люди поумнее тебя.
— Я не понимаю, что ты хочешь этим сказать?
— Тот, кто желает ввести в заблуждение кого-то поумнее себя, должен быть очень осторожным и тщательно обдумывать каждое слово. Это ты должен запомнить! Кто этого не сделает, того легко разоблачат и он обманет не другого, а самого себя. История, которую ты мне рассказал, лжива от начала до конца. Капитан судна существует только в твоем воображении. Вообще-то ты должен знать, что ни один капитан не возьмет в матросы ни женщин, ни детей.
— Значит, ты мне не веришь? Тогда мне жаль, что я тебе все рассказал. Все это — чистая правда, которую я слышал от самого Мелтона. Значит, я выполнил свое обещание, и теперь ты должен сдержать свое слово!
— Разумеется. Я дал слово освободить тебя, если ты мне скажешь правду, но теперь я должен сдержать свое обещание, свое слово, хотя ясно, что ты меня обманул.
— Как? Ты не хочешь мне помочь, не хочешь освободить меня?
— Нет.
Если бы он мог, то подскочил бы от гнева, а теперь, несмотря на сдерживающие движения ремни, он все же с трудом сел и прошипел:
— Ты назвал меня лжецом, но ты сам стал позорнейшим обманщиком, который только существует где-либо! Будь мои руки свободны, я бы удушил тебя!
— Охотно верю, что ты по меньшей мере сделал бы такую попытку, но не потому, что я говорю ложь, а потому, что я не так глуп, чтобы верить твоим выдумкам. Такой парень, как ты, не сможет обмануть меня!
— Да ты сам обманщик, ты…
— Молчи! — оборвал я его. — Мне с тобой больше говорить не о чем. Одно только еще хочу тебе сказать: ты все-таки не промолчал, конечно, не по своей воле. Теперь я все же кое-что знаю, а ты завтра отправишься с Сильным Бизоном.
— Ты ничего не знаешь, совсем ничего, и даже никогда ничего не узнаешь! — мрачно усмехнулся вождь.
Я отошел в сторонку и там остановился, потому что, пока я говорил с Большим Ртом, за кустом, возле которого было устроено его ложе, я заметил какое-то движение. Там кто-то прятался; я догадывался, кто это был; посмотрев туда, где сидел Сильный Бизон, я не увидел вождя мимбренхо. Присмотревшись к кусту, я заметил какую-то фигуру, прячущуюся за ним. В тот же момент я убедился в том, что есть еще более зоркие глаза, чем мои, потому что, опустившись на землю возле Виннету, сидевшего несколько поодаль, я услышал слова, сорвавшиеся с его насмешливо улыбающихся губ:
— Мой белый брат говорил с Большим Ртом. Видел ли он куст, за которым лежал этот вождь юма?
— Да.
— И того, кто за ним прятался?
— Да.
— Сильный Бизон все еще полон недоверия, но теперь он убедился, что был не прав.
Таким проницательным был мой брат Виннету. Он видел только, что я говорил с вождем юма, но не слышал ни единого слова из нашей беседы, и тем не менее он в точности знал все, что произошло между мною и Большим Ртом. Мы так хорошо знали и любили друг друга, что каждый мог читать в душе друга.
Как раз в это время Сильный Бизон стал переходить от одной группки своих людей к другой. Он попытался пройти мимо нас, но Виннету окликнул его:
— Мой краснокожий брат мог бы присесть к нам. Мы хотим поговорить с ним.
— Я готов беседовать с вами, — ответил мимбренхо на наше приглашение.
— Мой белый брат Шеттерхэнд, — продолжал Виннету, — получил от Большого Рта такие сведения, которые мы сейчас же должны обсудить.
И эти слова говорили о том, какой сильной логикой обладает апач. Тоном дружеской иронии он задал вопрос:
— Сильного Бизона не было видно на его месте. Он, вероятно, ходил и высматривал, не найдется ли где какой-нибудь куст?
— Я не понимаю вождя апачей, — ответил мимбренхо в явном замешательстве.
— Куст, за которым можно было бы спрятаться и подслушивать, о чем говорит Олд Шеттерхэнд с Большим Ртом?