На базу приехал секретарь обкома партии. Китобои с интересом смотрели на этого седого, грузного человека с тремя орденами Красного Знамени.
- Ну, наконец-то свои китобои пришли, — секретарь обкома был доволен. Он обходил базу, заглядывал в каждый уголок, вспоминал прошлое.
Выслушав сдержанный рассказ Северова о невзгодах, выпавших на долю флотилии, секретарь обкома сказал:
- Поможем. Я тут старожил, когда-то сам охотился
за зверем. В Петропавловске не советую задерживаться. Идите на север. По нашим наблюдениям, киты сейчас уходят туда, где прохладнее, — там их пастбища. Добирайтесь до Чукотки. Там вам поможет мой давнишний друг — чукча Тнагыргин. Он и его жена Захматова немного знакомы с промыслом. Это замечательные люди! Мы с ними добивали тут, на Крайнем Севере, остатки белобандитов.
После осмотра базы секретарь обкома пригласил Северова и Степанова к себе.
Когда они вошли в его кабинет, секретарь пригласил их сесть в кресла, а сам открыл шкаф и достал из него пакет, туго перевязанный черной тесьмой.
Это документы и письма вашего брата, Ивана Алексеевича, — протянул секретарь обкома пакет Северову.
Ивана? — понизив голос, спросил изумленный Северов.
Да. Его, — секретарь обкома вернулся к себе за стол и, закурив, сказал: — Этот пакет остался после смерти его жены — Софьи Георгиевны.
Как? Разве Соня была здесь? — охваченный волнением Северов не мог спокойно говорить. — Я потерял ее из виду. Когда она приезжала сюда?!
Вскоре после смерти Ивана Алексеевича. Его отравили норвежские китобои. Это вы знаете из заключения медицинской экспертизы. Они же убили негра Мэйла...
Секретарь обкома говорил еще что-то, но Северов не слышал его. Смотря на пакет, он погрузился в воспоминания. Брат... Соня... Письма Ивана, полные уверенности в создании советской флотилии... Его планы... Неожиданная гибель... Смерть Сони... И вот все, что от них осталось. Этот пакет.
Северов не отрывал взгляда от лежавшего у него на коленях пакета.
— Среди бумаг Ивана Алексеевича, — сказал секретарь обкома, — я обнаружил рукопись вашего отца, которую затем продолжал Иван Алексеевич. Она мне кажется очень интересной и нужной сейчас для вашей флотилии. В ней много важных сведений о китах, путях их миграции, об истории китобойного промысла в наших водах...
Да, да, — Северов вспомнил, как Иван делал записи в рукопись отца, — она нам поможет, очень поможет...
Сначала я хотел переслать рукопись в Москву, — продолжал секретарь, — потом узнал, что советская китобойная флотилия придет сюда, и вот берег этот пакет, чтобы передать Геннадию Алексеевичу, законному наследнику.
Северов осторожно развернул пакет, достал рукопись отца и, открыв ее, на первой странице прочитал посвящение: «Русским китобоям». Вновь нахлынувшие воспоминания болью отозвались в сердце капитана, и он захлопнул рукопись:
— Посмотрю на судне...
Помполит и секретарь обкома понимали состояние капитан-директора.
Когда моряки возвращались на базу, Северов молчал, погруженный в думы. Он бережно нес пакет.
У входа в порт им навстречу шли под руку Орлов и Горева. Капитан что-то оживленно говорил девушке, та сдержанно улыбалась. Молодые люди так увлеклись беседой, что не заметили Северова и Степанова.
— Хорошая пара, — сказал капитан-директор.
Помполит кивнул в знак согласия, и тоска по оставленной в Ленинграде семье кольнула его сердце... «Надо, чтобы к осени, к нашему возвращению, они перебрались во Владивосток», — подумал Степанов о жене и детях.
К вечеру Геннадий Алексеевич снова спустился на берег, но на этот раз он был один. Капитан-директор медленно шел по городу, не обращая внимания на прохожих. Он был погружен в печальные мысли. «Из всех, кто начинал с капитаном Лиговым, из тех, кто унаследовал его дело, остался я один, — думал он. — В далеком Ленинграде давно лежат в могилах мой отец и Невельской. На забытом берегу бухты Счастливой Надежды покоится Мария. Лигов — на дне моря, может быть, рядом с Клементьевым. Нет брата Ивана, нет Джо... Всех их убили».
Северов свернул на пустынную улицу, ведущую к городскому кладбищу. Оно раскинулось в небольшом распадке. Кресты и деревянные обелиски покосились, и ветер вяло шевелил пожелтевшие венки, обтрепанные выцветшие ленты. Как печален и неуютен последний приют человека...
Геннадий Алексеевич в растерянности остановился. Где же искать могилы дорогих людей? Он скользнул взглядом по кладбищу, на которое от высокой сопки падала густая предзакатная тень, и увидел человеческую фигуру возле кладбищенской сторожки. Северов подошел поближе. Старик, неторопливо коловший дрова, отложил топор, вытер рукавом потный лоб и, выслушав посетителя, сказал:
— Могилки супругов Северовых, значит, ищете? Как же, знаю. Они рядом и лежат. Мужа-то, говорят, отравили норвежцы. Ну и жена вскорости к нему пришла. Как же не знать. А вы им родственником доводитесь?
Не дождавшись ответа, старик зашагал в глубь кладбища и продолжал что-то бормотать себе в бороду. Северов молча следовал за ним.
— Вот... тут. — Сторож отошел в сторону, и перед Геннадием Алексеевичем открылись два небольших холмика, поросших травой. Вид у могил был запущенный. Капитан снял фуражку и долго стоял перед дорогими могилами, пока сумерки не скрыли от его глаз скромные надписи на деревянных обелисках, увенчанных железными звездами.
Когда Северов вышел с кладбища и перед ним засверкали огни большого города, его снова обступили привычные заботы о флотилии. Скорее, скорее в море. Только делом он должен почтить их память...
На базе Геннадий Алексеевич сразу же зашел к Степанову и сказал:
Завтра выходим в море. Согласен?
Да — помполит с улыбкой смотрел на капитан-директора, — у тебя сейчас такое выражение лица, словно ты собираешься идти на приступ вражеской крепости.
Ты почти угадал, Михаил Михайлович, — кивнул Северов. — Наш промысел похож на сражение, которое мы должны обязательно выиграть.
Мы его выиграем, — уверенно подтвердил помполит. На «Приморье» заканчивалась разделка кашалота. Выйдя на палубу, Северов и Степанов услышали голос Данилова:
- Ты, Ваня, играй на лебедке, как на гармошке, вот тогда и будет дело!
- Ну хорошо, — откликнулся лебедчик, — давай еще разок попробуем.
Северов и Степанов подошли к площадке в тот момент, когда включили лебедку. Послышался сочный треск. Помполит увидел, как голова кашалота вдруг враз отделилась от туловища.
— Ну вот и все! — Данилов облегченно вздохнул и полез за табаком. — Теперь, ребятки, по чарке мы заслужили. Пойдем малость повеселимся...
