- Хорошо. Будет исполнено, — твердо произнес дядя
Митя.
Степанов уходил с «Фронта» в полной уверенности, что дела на этом китобойном судне лучше, чем на остальных.
3
Андерсен перестал бриться и умываться. Успех Нильсена раззадорил его, а блювал Грауля поверг в отчаяние.
— Несчастье принесла мне та белокурая девушка, — с глубоким убеждением говорил он Орлову. — Женщина в море — непременно быть беде.
—Но Грауль не возражал против того, чтобы Горе в а находилась на его судне, и охота у него идет успешно, — напомнил Орлов.
— Это верно, — кивал Андерсен. — Но нашему суд ну она оставила несчастье.
«Труд» с начала промысла не встретил ни одного кита. Орлов тяжело переживал неудачу.
— Пропал сезон. Нельзя нарушать морские обычаи. Киты это чувствуют, — жаловался норвежец.
Днем гарпунера никто не видел пьяным. Он крепился. Зато по вечерам напивался до бесчувствия.
Однажды Орлов подвел «Труд» ближе к берегу и пошел вдоль него на север. Слева тянулись темные высокие скалы с бесчисленными уступами, трещинами. Волны разбивались о подножия скал.
Андерсен надеялся встретить здесь кашалотов. И не ошибся. За выдающимся далеко в море скалистым мысом судно наткнулось на стадо китов. Их было двенадцать. Животные не обращали на судно никакого внимания.
Хрипло вскрикнув, Андерсен бросился к пушке и торопливо выстрелил в ближайшего кашалота. То ли гарпунер промахнулся, то ли кит изменил свое положение, но гарпун, скользнув по голове животного, срикошетил вверх. В это же время взорвалась граната.
— Мазила! — проворчал Журба.
Кита оглушило. Он стремительно описал круг и ударил о правый борт судна у носа, затем отошел, снова ударил — уже ближе к центру и в третий раз — около кормы. «Труд» дрожал, гудел и качался, ложась левым бортом на воду.
Кашалот нырнул и, пройдя под кормой, всплыл неподалеку, остановился. Лебедка выбирала линь. Гарпуна на нем не оказалось: линь перерезало винтом.
— Охотничек, — процедил сквозь губы Журба. Орлов с гневом смотрел на гарпунера, с трудом сдерживая себя.
Андерсен длинно выругался. Пока готовили новый гарпун, Орлов повернул судно. Кашалот, выпускавший фонтан за фонтаном, вновь погрузил свою широкую голову в воду, и над волнами взметнулся его хвост. Кит исчез. Норвежец яростно ругался, но от пушки не отходил...
Марсовый следил за поверхностью моря. «Труд» на самом легком ходу петлял около места, где нырнул кашалот. Орлов внешне держался спокойно, но его волнение возрастало. Прикусив губу, молодой капитан думал: «Не убьем сейчас кашалота — брошу, уйду с судна. Я моряк, а не мясник. — И тут же выговаривал себе: — Кажется, я начинаю походить на Андерсена».
— Лево по борту кашалот! — доложил бочкарь.
Из воды показалась черная голова и горбатая спина животного. Андерсен замер у пушки. Все затаили дыхание.
Гарпунер выстрелил в кашалота второй раз. Кит рванулся, забился на месте, завертелся волчком, наматывая на себя линь, и замер. Норвежец крякнул от удовольствия: «Выстрел был удачный, прямо в сердце». Кита подтащили к борту, пришвартовали. Вся команда повеселела. Радостный Андерсен сбегал в каюту, выпил стакан коньяку и вернулся к Орлову.
Искать второго кита, — предложил он на радостях.
Стадо ушло далеко, надвигается ночь, — возразил Орлов, хотя удача воодушевила и его.
Тогда к базе, — согласился Андерсен. Ему хотелось, чтобы вся флотилия скорее увидела его кашалота.
Судно подходило к «Приморью», когда произошло то, что на долгое время сделало китобоев «Труда» мишенью для дружеских насмешек. Кашалот под бортом судна внезапно ожил. Он пустил фонтан и яростно заработал грудными плавниками. Кит был пришвартован хвостом вперед. Голова находилась у кормы.
Судно сначала замедлило ход, затем пошло назад и стало кружиться на месте. Животное тянуло за собой китобойца. Судовая машина оказалась бессильной против кита. И все это происходило на виду у базы. На «Приморье» стоял громкий смех. Слышались шутки.
— «Труд» живого кита привел! Китовый вальс танцуют!
Орлов в первую минуту we знал, что предпринять. Изумленный Журба ждал его команды. Капитан приказал освободить кита. Кашалот отошел от судна и застыл. Агония прекратилась. Он был мертв.
Взбешенный Орлов, чувствуя себя опозоренным, подогнал тушу кита к «Приморью». Андерсен, сидя в своей каюте за бутылкой коньяку, гадал, как истолковать случившееся — доброе ли то было предзнаменование или это сигнал о могущем случиться несчастье? Бутылка была пуста, а гарпунер все еще не мог решить этого вопроса. Он отправился к боцману.
Журба, выслушав норвежца, решил использовать его сомнение для пользы дела и убежденно сказал:
— К лучшему это. Кит показал, что уступает место другим.
— Верно, верно! — обрадовался Андерсен. Довод боцмана показался ему убедительным.
Объяснялись они на какой-то дикой смеси слов из различных языков, но отлично понимали друг друга. Когда гарпунер ушел, Журба вздохнул:
— Пропащий человек.
Орлов поднялся на базу. Здесь гудели лебедки, шипел пар, слышались голоса рабочих, разделывавших тушу кита.
— Майна помалу! Вира! Вира! Стоп! Так!
Площадка была залита ярким светом прожекторов. Орлов видел, как, надрезав полосу жира, рабочие зацепляли ее крючком спускавшегося со стрелы стропа. Пятитонная лебедка тащила полосу сала вверх, а рабочие внизу подрезали ее, отделяя от мяса.
Работа приостановилась только тогда, когда с боков кита был снят весь жир. Требовалось повернуть тушу, и ее стали обвязывать тросами.
— Добрый вечер, капитан! — услышал Орлов рядом с собой знакомый женский голос.
Он обернулся. Перед ним, чуть вскинув голову, стояла Нина Горева. Орлову была приятна встреча с девушкой. Он позабыл о случае с кашалотом и как можно приветливей поздоровался.
— Мне сказали, что вы танцуете с китами? — спросила Горева. Ей нравилось дразнить Орлова.
— В море больше не с кем, — улыбнулся капитан. Девушка, засмеявшись, скрылась в темноте. А Орлов
еще долго стоял на палубе, думая о том, смеется ли она над ним или просто шутит.
... Киты в районе стоянки флотилии стали попадаться реже. Они уходили на север. «Приморье» покинуло хорошо укрытую от ветров бухту и вышло в открытое море. Навстречу катились свинцово-черные косматые волны. Низко неслись рваные тучи, тоскливо посвистывал ветер. Море хмурилось, недобро вспыхивало тусклыми искрами, шумело все громче, поднимая пенящиеся гребни.