Боцман не слышал, как его окликнул вахтенный матрос:
Товарищ боцман! Помполит требует к себе! Мысли у Журбы невеселые. К концу подходит второй
месяц промысла, а «Труд» не добыл еще и десятка китов. Правда, и у других китобойцев тоже невелики успехи, но у «Труда» — хуже всех.
А что поделаешь, когда гарпунер, как говорится, ни богу свечка, ни черту кочерга? Помполит флотилии Степанов о гарпунере не лучшего, чем Журба, мнения, а все же говорит боцману: «Ты недостаточный контакт с гарпунером установил, поэтому мало китов набили».
«Может, и впрямь я виноват?..» — думал Журба. Вахтенный тронул боцмана за плечо:
Помполит требует!
Журба неторопливо поднялся, погасил недокуренную цигарку, одернул китель. Он заранее знал, что разговор предстоит неприятный. Вот уже вторые сутки Степанов находится на судне.
Постучав, боцман вошел в каюту Орлова. Капитан держал в пуках какие-то бумаги и с яростью говорил:
— Все характеристики на Трайдера, блестящие рекомендации, отзывы — все это сплошной обман!
Тонкое, худощавое лицо Орлова покраснело от негодования. Губы крепко сжались. Орлов в упор смотрел на помполита.
Нет, — сказал Степанов. — Нет! В этих характеристиках все правильно. Нам не лгали, когда предлагали Трайдера как опытного гарпунера. Он действительно умелый китобой.
Так в чем же дело? — с недоумением воскликнул Орлов.
А в том, что... — Степанов сделал паузу, — ему, возможно, выгоднее не бить китов у нас и для нас... А? Может так быть?
Он вспомнил, как в Приморском обкоме партии высказывал свои подозрения о намерениях Грауля и люден, пригласивших его на флотилию. Были наведены по всем каналам справки. Однако проверка пока ничего не дала. Дукин, беседуя со Степановым и капитан-директором, сказал:
Пожалуй, мы каждому неприятному случаю придаем слишком большое значение. А ведь в новом деле без ошибок, промахов, неудач, просчетов не бывает! Жизнь есть жизнь! К тому же работаем с иностранцами, которые отнюдь не пылают к нам любовью. Надо быть бдительнее, настойчивее.
С директором треста нельзя было не согласиться, но чувство беспокойства, тревоги не покидало Степанова. Оно особенно возросло после внезапной смерти Андерсена и невозвращения с Гавайских островов Нильсена. Не мог он там остаться по своей воле. В этом Степанов был почти уверен, хотя Грауль доказывал обратное.
Взашей тогда этого Трайдера! — вскипел Журба.— Ох, дозволили бы мне, Михаил Михайлович, взять его за грудки, я бы так тряхнул, что он навек бы закаялся пакостить. — Боцман сжал толстые, сильные пальцы и тише добавил: — Эх, Андерсен, коньячная твоя душа. Загубил ты себя!
В его голосе прозвучали нотки грусти, жалости. Андерсен пришелся боцману по душе.
Неважные наши дела, товарищи, — просто сказал Степанов.
Куда уж хуже, — прогудел Журба и кашлянул в кулак.
Помполит тем же тоном продолжал:
Иностранцы хотят нас в дугу согнуть. Не выйдет, господа хорошие! Мы не из гнущегося бамбука, а из русского дуба! Не отступим от своего!
Верно, Михаил Михайлович, — подхватил Журба, ожидая, что сейчас помполит разрешит все вопросы.
А раз так, — Степанов улыбнулся своей широкой белозубой улыбкой, от которой словно стало светлее и просторнее в каюте, — то давайте решать, что делать дальше?
Что делать?—переспросил боцман и, взглянув на капитана, загнул крепкий палец на левой руке. — Во-первых...
Фонтаны на горизонте! Киты! — раздались возбужденные, радостные голоса.
Журба, оборвав речь, метнулся из каюты, за ним бросились Орлов и Степанов. Они бегом поднялись на мостик, где вахтенный помощник уже командовал:
Лево руля!
Матрос переложил штурвал. Маленький китобоец накренился так, что корма окунулась в кипящий бурун воды. Развернувшись, «Труд» понесся навстречу белым фонтанам.
Сколько их! — кричал бочкарь и считал: — Три... семь... одиннадцать!
«Труд» быстро приближался к китовому стаду. Орлов взглянул на гарпунерскую площадку. Там никого не было. Он приказал:
Вызвать гарпунера.
Над стадом китов с пронзительным криком носились грязновато-белые чайки.
Ишь, морские тещи, как стрекочут, точно на базаре, — заметил кочегар.
Вот! Вот! Крупный кит! — кричали матросы. — Эх, черт, несется, что твой курьерский!
Степанов и Орлов молчали. Они ждали гарпунера. А тот, как видно, не торопился.
Киты резвились уже вблизи судна; один из них, поднимая волны, перевалившись на спину, показывал белое брюхо, а потом, взмахнув хвостом, скрывался в глубине, чтобы вскоре показаться вновь.
Это он нашему гарпунеру хвостом сигналит, — съязвил кочегар.
Ну уж, сказал, — возразил матрос. — Нашего гарпунера этим не тронешь, он свое здоровье бережет!
Наконец на палубе появился Трайдер. Высокий, худой, в черном свитере, с выступающими острыми лопатками, н шел медленно, слишком медленно. В его длинном, со впалыми щеками лице было что-то хищное, ястребиное. На уши был низко надвинут кожаный шлем. Трайдер поднял руку в черной перчатке и тут же опустил ее, точно рука у него .была на шарнирах, — он поздоровался с моряками.
Гарпунер поднялся к пушке, неторопливо снял с нее чехол и не спеша стал готовить к стрельбе. За все это время он ни разу не взглянул на китов. Но вот, наконец, пушка заряжена. Трайдер подал на мостик знак, что будет охотиться.
На судне стало тихо. Гарпунер отослал от себя Журбу и начал поворачивать пушку в разные стороны, целясь то в одного, то в другого кита.
Чего он медлит? — негромко, но так, что услышали все, спросил кто-то из матросов.
Это тебе не Андерсен, — проговорил Журба, и в голосе его прозвучало сожаление.
Неожиданно прямо перед судном всплыл кит. Трайдер, почти не целясь, выстрелил. Гарпун со свистом прорезал воздух и, не попав в кита, упал в воду метрах в тридцати от судна. Линь натянулся.
Стоп! — резко отдал команду Орлов. Степанов посмотрел на капитана. Орлов стиснул зубы, скулы его подергивались.
Судно шло по инерции. На китобойце слышалось лишь шипение пара в лебедке, выбиравшей линь. Киты уходили. ; — Зачем ты меня, мама, родила? — послышался в группе матросов чей-то насмешливый голос.
Китобои с ненавистью смотрели на Трайдера. А он с невозмутимым видом начал укрывать пушку чехлом. Степанов спросил гарпунера:
Почему прекращаете охоту? Трайдер развел руками:
Сегодня есть неудачный день.
День хороший. Все от вас зависит, — настаивал Степанов.
Русский не понимает, день есть плохой, — покачал головой Трайдер. Выражение лица его было туповатым, но по глазам англичанина Степанов видел, что тот издевается. — He-понимает русский, — продолжал Трайдер, — сегодня карта плохая вышла.
