Иван Апраксин - Царский пират

Наверное, старики были правы, потому что вскоре турниры совсем прекратились. Рыцари не собирались больше для того, чтобы продемонстрировать свое боевое искусство и чтобы блеснуть перед прекрасными дамами.

Но Франц еще помнил эти турниры, на которых присутствовал ребенком. Он смотрел на конных рыцарей в полном боевом облачении. Глотал пыль, клубами несшуюся с боевой арены, и мечтал о том, как в будущем прогарцует вот так же в блестящем шлеме на голове, украшенном плюмажем перед публикой, а в особенности перед Фридегунд. Эта белокурая девочка с самого детства волновала его воображение.

Они были знакомы, но, кажется, никогда ни о чем не разговаривали, так что влюбленность Франца была его личным делом. Он не знал, нравится ли Фридегунд, и не смел об этом спросить.

Впрочем, довольно быстро он понял, что нечего и спрашивать. Прелестная Фридегунд была дочерью богатого владельца замка Тиглиц и предназначалась для замужества с таким же бароном, как ее отец. А Францу – младшему сыну в небогатом доме, предстояла совсем другая судьба – воина и скитальца по чужим землям и чужим замкам. Осознание этого было слишком сильно, чтобы предаваться пустым фантазиям. Часто во время встреч Франц как будто бы ловил на себе заинтересованные взгляды прекрасной девушки, но всегда стремительно отводил взгляд. Зачем растравлять себя несбыточными мечтаниями? И что толку будет, если они начнут перемигиваться? У него и у Фридегунд не может быть общего будущего…

Вот если он разбогатеет в чужих краях! Вот если он вернется домой со славой, с золотом или вернется королевским военачальником – тогда другое дело. Но когда это будет, если даже случится, и не станут же Фридегунд и ее суровый отец ждать так долго.

Неприятнее всего было то, что Михаэль частенько засматривался на Фридегунд. Франц не раз видел, как пристально глядит старший брат на тайную избранницу его сердца. Михаэль буквально глаз с нее не сводил, а несколько раз даже заводил с отцом разговор о состоянии старого барона Тиглица и о том, сколько у него дочерей.

Дочерей было три, но младшая была хромой, потому что упала в детстве с высокого крыльца, а средняя переболела оспой, и все лицо ее теперь было покрыто рябинками. А всем известно, что лучше юной девушке умереть от оспы, чем выжить и остаться рябой на всю жизнь.

Юная Фридегунд была единственной надеждой отца: уж эту красавицу ему удастся хорошо выдать замуж. В этом случае барон Тиглиц не поскупится на приданое для невесты. Франц хорошо понимал, что Михаэля больше всего интересует именно приданое, которое можно получить за Фридегунд. Правда, оставался еще большой вопрос: сочтет ли барон Тиглиц Михаэля достойной партией для своей дочери? Пусть Михаэль – старший сын в семье и наследник замка Хузен, но ведь сам замок весьма небогат, а земли вокруг плохие. Да и мало этих земель. Так что весьма может статься, что Михаэль – наследник обедневшего и не слишком знатного рода вовсе не подойдет в зятья старому барону.

Впрочем, размышлял Франц, может оно и к лучшему, иначе было бы совсем обидно. Ревность задушила бы его. Куда проще думать о том, что девушка, которой ты восхищаешься и которую желаешь всей душой и всем молодым горячим телом, станет принадлежать некоему абстрактному другому мужчине, чем твоему собственному брату. В этом случае открывается простор для фантазий – сколь возбуждающих, столь и горестных, а это не приводит к добру.

Представлять себе любимую девушку в постели с собственным старшим братом – что может быть мучительнее?

Так что Франц принял решение: он будет любить прекрасную Фридегунд втайне от всех. Никто не догадается о его страсти. Это закалит его сердце и сделает его чувства похожими на те, о которых так много поется в старинных рыцарских балладах и песнях миннезингеров. Почти вся рыцарская любовная поэзия посвящена этой теме – безмолвному и безнадежному служению своей избраннице. И если твоя избранница в реальной жизни принадлежит другому, а тебе позволено лишь восхищаться и преклоняться перед нею со стороны – тем выше твое страдание, а значит, и доблесть.

Рыцарь не может быть счастлив в любви. Он – одинокий воин, чье величие как раз и заключается в служении избранному образу Прекрасной Дамы без всякой надежды на взаимность. Разве не об этом поют миннезингеры по всем замкам, услаждая слух почтенной публики?

Пел об этом и Франц. Отец хоть и мало интересовался своими сыновьями, но, согласно обычаю, нанял бродячего миннезингера для того, чтобы все три сына научились играть на лютне и петь. Наряду с грамотой и начатками образования это входило в перечень дворянских умений.

Михаэль и Альберт выучились этому навыку и даже продемонстрировали отцу умение играть на лютне. Хорст фон Хузен послушал это, кивнул головой и отпустил учителя, заплатив ему оговоренную сумму. С тех пор ни старший, ни средний брат не прикасались к лютне, и отец никогда не вспоминал об этом. Сделано – и с плеч долой. Может быть, Михаэлю когда-нибудь взбредет на ум позабавить молодую жену игрой на музыкальном инструменте…

Что же касается Франца, то он пристрастился к изящному искусству. Перебирая пальцами струны лютни, он наслаждался стройностью и мелодичностью извлекаемых звуков. Их слаженное звучание ласкало его сердце, и слова выученных песен так и рвались с губ. В слушателях недостатка не было: хотя отец и не интересовался музыкой и пением, стоило Францу летним вечером выйти во двор замка с лютней, как тотчас же вокруг собирались все, свободные от работы – конюхи, служанки и даже пришедшие в господский дом по разным надобностям крестьяне из деревни. Известно было, что младший сын барона под настроение поет такие интересные и чувствительные песни.

Начинал свое пение Франц всегда песней о Крестовом походе в Иерусалим, сочиненной когда-то давным-давно членом их семьи, отдаленным предком – славным рыцарем и музыкантом Фридрихом фон Хузеном. Он сам участвовал в Крестовом походе и пел о том, что видел в боях с сарацинами. Это были песни о храбрости Христовых рыцарей, об их стойкости, о дружбе и о героизме в боях с врагами имени Божьего.

Но когда Франц запевал баллады о любви, на глазах окружавших его женщин появлялись слезы – так сладостны были строфы поэзии, так распевно выпевал их Франц под звуки своей лютни…

Лютню Франц взял с собой и приторочил кожаный чехол к седлу сзади. Как бы не растрясти долгой дорогой деревянный корпус инструмента! Как бы не повредить усладу своей души!