— Конечно, на моей! — решительно сказал Иерок. — Мы тебе найдем место второго стрелка.
— А кто первым?
— Первым у меня Апар, — ответил Иерок. — Он хорошо стреляет, да и гарпун бросает без промаха.
— Вот насчет гарпуна я в себе не уверен, — признался Ушаков.
Первая большая моржовая охота на новом месте собрала на берегу почти все население поселка. Вышли даже почтенные старики, которые по возрасту уже не могли сесть в байдару или вельбот, но всем своим видом выказывали огромную зависть к тем, кто сегодня уходил в море. Истосковавшиеся по настоящему делу мужчины несли весла, паруса, гарпунные наконечники, мотки тонкого лахтачьего ремня и толстого из моржовой кожи, туго надутые поплавки из целиком снятой кожи тюленя.
Ушаков по совету Иерока оделся потеплее.
— Это на берегу тепло, — сказал эскимос, — а в море очень холодно, студеный ветер острый, как нож. Он пробивает даже толстую меховую кухлянку. Видишь, как я оделся?
Иерок отогнул плащ из моржовых кишок, напомнивших Ушакову какую-то материю, и показал под ним меховую одежду.
И верно, как только байдара под управлением Иерока отошла от берега, свежий ветер, надувший парус, сразу же ощутимо дал понять, что родился он над холодным ледовым пространством и несет с собой весть о приближающейся полярной ночи с жестокими морозами и снежными ураганами.
Этот же ветер немного разредил льды, и первого моржа попросту упустили. Застрелили его на воде и не успели вонзить гарпун.
Со вторым Апар был осторожнее.
Он стоял на носу стремительно и бесшумно несущейся байдары, сосредоточенный, весь ушедший в охоту, и держал наготове оружие. У ног его лежал настороженный гарпун.
Вот впереди показалась усатая голова, и Иерок, сидящий на корме у руля, резко повернул кожаное судно, направляя его вслед уплывающему моржу так, чтобы первому стрелку и гарпунеру было удобно стрелять.
Раздался выстрел. Морж нырнул. Но на том месте, где скрылась его клыкастая голова, вода окрасилась кровью. Байдара замедлила ход, и, как только зверь вынырнул, чтобы набрать воздуху, Апар бросил гарпун. Древко отскочило в сторону и закачалось на воде, ожившие мотки ремня потянулись вслед за наконечником гарпуна, уходящим в глубину вместе с нырнувшим моржом. Вслед за ремнем в воду сползли поплавки.
— Хорошо, — одобрительно сказал Иерок, разворачивая байдару так, чтобы Апар мог подобрать древко. Теперь поплавки отмечали путь раненого моржа, и, как только его голова показалась над водой, грянул смертельный выстрел.
Ушаков, стоявший вблизи от Апара, понял, что ему с непривычки трудно будет выстрелить так, чтобы сразу не убить наповал, а лишь ранить животное, иначе оно утонет, уйдет на дно. Искусство стрелка и состояло в том, чтобы сначала только подбить моржа, а окончательный выстрел сделать после того, как добыча будет отмечена плывущим за ней поплавком.
Первого моржа вытянули на большую льдину и быстро разделали, погрузив мясо и жир прямо в байдару.
Ушакову трудно было стоять на качающихся, плывущих кусках, и он судорожно цеплялся за борт, боясь свалиться в воду.
Апар довольно легко загарпунил второго моржа и дал знак Ушакову.
— Как вынырнет — добивай! — объяснил ему Иерок.
С волнением ждал Ушаков своего моржа. И вот морской зверь вынырнул чуть впереди плывущей байдары. Прицелиться в него оказалось не так-то просто: байдара качалась, стрелок, стоя на груде мяса и жира, никак не мог найти твердую опору для ног. Первые две пули прошли мимо: одна вообще угодила в воду у самого борта, а след второй затерялся где-то далеко во льдах. Только с третьего выстрела ему удалось застрелить моржа.
Опустив ствол винчестера, он боялся даже взглянуть на Иерока.
— Хорошо! — крикнул ему рулевой. — Молодец!
Слова эти Иерок произнес по-русски, и они, видимо не совсем уместные в таком серьезном деле, как моржовая охота, развеселили людей — в байдаре заулыбались.
Возвращались домой с тремя моржами. На берегу женщины разожгли костры, и густой дым указывал охотникам правильный курс.
Осторожно ступая по кускам моржового сала и мяса, Ушаков пробрался на корму и пристроился рядом с Иероком.
— Хорошо бить моржа на льдине, — сказал Иерок. — Однако самое лучшее — на лежбище, на берегу.
— Может быть, поедем на мыс Блоссом? — предложил Ушаков.
— Если моржи не ушли, лучше колоть их там. И там же устроить ямы-хранилища на зимнее время. Если нам удастся запастись мясом и жиром, никакая полярная ночь нам не страшна.
Сначала выгрузили на берег добычу. Каждый кусок, прежде чем вытянуть его на гальку, опускали в морскую воду, тщательно полоскали и потом уже складывали на берегу. Несмотря на собственную неудачу, Ушаков чувствовал всеобщее возбуждение и радовался вместе со всеми, он, как и все, таскал мясо и жир, орудуя крючьями, насаженными на длинные палки. Но когда всю добычу разложили на берегу, моржовых голов здесь почему-то не оказалось.
— А где головы? Где клыки? — тихо спросил Ушаков.
— Пойдем, покажу, — сказал Иерок и повел русского умилыка к ярангам.
У входа в жилище Тагью лежала старая, потемневшая от времени моржовая кожа, а на ней, мордой внутрь, — моржовая голова с огромными потрескавшимися клыками. Между ноздрями виднелся большой надрез.
— Мы делаем так, — медленно заговорил Иерок, — чтобы морж всегда был обращен головой к нашим жилищам, а нос разрезали, чтобы не чуял человеческого духа и не боялся приплывать к нашим берегам.
— Понятно, — кивнул Ушаков.
— Приходи сегодня вечером пробовать свежее мясо, — пригласил Иерок. — Нана сварит тебе печенку и сердце.
Ушаков ушел к себе в палатку, чтобы хотя бы наспех занести в дневник впечатления об охоте.
Иерок быстро совершил обряд благодарения морским богам, обещав принести большую жертву попозже, когда ранние сумерки упадут на остров.
Он думал о том, что близкое соседство русских делает жертвоприношения затруднительными и приходится таиться, изворачиваться, чтобы морские боги, многочисленные духи и другие Неведомые силы чувствовали, что человек их помнит, думает о них.
Но ничего не поделаешь. Он сам выбрал себе такую судьбу, и теперь, в новых обстоятельствах жизни, надо не только сохранить свое достоинство, свои обычаи, но и как-то уметь их согласовывать с новыми.
Честно говоря, Иерок поначалу опасался насмешек и косых взглядов со стороны русских. Но Ушаков и его товарищи были тактичны. Случалось наоборот: эскимосы не упускали случая посмеяться над разного рода причудливыми объяснениями природы и земного круговорота, вроде шарообразности Земли и Солнца, движения Земли вокруг дневного светила…