Кристиан замолчал и некоторое время сидел, обхватив голову руками и уставившись в пол. Наконец я выдавил из себя:
— Велики ли по-вашему шансы у Блая достичь Англии ?
— Очень невелики. Ближайший остров, где они могут рассчитывать на помощь, — это Тимор. От того места, где был спущен баркас, до него тысяча двести лиг. Когда я захватил корабль, единственной моей мыслью было доставить Блая домой в кандалах. Но матросы не захотели — вы сами слышали. Тут я был вынужден уступить. Затем встал вопрос: кто отправится с ним ? Сначала я имел в виду лишь Фрайера, Самьюэла, Халлета и Хейворда, однако другим отказать не мог, да это было бы опасно. Если бы Фрайер, Перселл, Коул и Пековер остались с нами, я уверен, они попытались бы захватить корабль. Ну, довольно об этом. Что сделано, то сделано. Теперь я должен думать о тех, кто пошел со мной. Самое меньшее, что я могу, это не дать их поймать.
— А что с нами?
— Этого вопроса я ждал. У вас есть полное право его задать. Я не могу надеяться, что кто-то из вас оставит мысли о доме и разделит нашу судьбу, как это сделал Янг.
Он поднялся и, остановившись у окна, стал смотреть на запад, где садилось солнце. Наконец повернувшись ко мне, он заговорил:
— Я доставлю вас на Таити и разрешу отделиться от нас. Молчать о бунте вам будет совершенно необязательно. А пока вы останетесь с нами. Больше мне нечего сказать. Придется вам довольствоваться этим.
О своих ближайших планах Кристиан не сказал ничего, хотя и дал понять, что через несколько дней мы подойдем к суше.
Утром 28 мая, спустя ровно четыре недели после бунта, в шести лигах с наветренной стороны показался остров. Почти весь день мы, лавируя, приближались к нему и на закате заштилели милях в трех от его западной оконечности.
Наутро Кристиан объявил, что собирается сквозь проход в рифах войти в лагуну перед островом, но когда мы подошли поближе, то увидели целый флот туземных лодок.
Все воины были вооружены дротиками, дубинками и пращами, что не оставляло никаких сомнений в их намерениях. Надежда ступить на сушу не оправдалась, и мы взяли курс в открытое море. Правда, некоторые из мятежников предлагали пушками подавить сопротивление островитян, однако Кристиан категорически отказался. Он собрал своих сообщников на квартердеке, отослав нас на нос, за пределы слышимости. Через четверть часа все разошлись по своим местам; какое-то решение было принято.
На следующий день Кристиан снова послал за мной. В каюте у него был Черчилль. Кристиан учтиво, но сухо поздоровался и заговорил:
— Я пригласил вас, мистер Байэм, чтобы сообщить наше решение относительно вас и ваших товарищей, не участвовавших в захвате корабля. Зла мы вам не желаем, однако обстоятельства вынуждают нас принять меры предосторожности. Мы направляемся на Таити, где простоим неделю или более, пока будем пополнять запасы. — По-видимому, на лице у меня было написано все, что я думаю, потому что Кристиан покачал головой. — Сначала я хотел высадить вас там, — продолжал он, — куда рано или поздно зайдет корабль, который заберет вас домой. Но матросы на это не пошли, и, боюсь, они правы.
Он бросил взгляд на Черчилля, стоявшего у двери со скрещенными на груди руками. Тот кивнул:
— Нет, мистер Байэм, мы не можем оставить вас на Таити, не можем даже позволить вам ступить на берег. Вчера мы рядили и так, и этак; все желают вам добра, но позволить этого не могут.
— Они правы, — мрачно подхватил Кристиан. — Думали даже взять вас под стражу и не выпускать на палубу, но я уговорил их, что если вы дадите слово не упоминать таитянам о бунте, то мы можем позволить вам выходить на палубу, пока мы будем стоять на якоре в Матаваи.
— Кажется, я вас понял, сэр, — ответил я, — хотя должен признать, что мы надеялись остаться на Таити.
— Это невозможно! — возразил Кристиан. — Мне весьма неприятно забирать вас с собой против вашей воли, но это необходимо ради безопасности остальных. Никто из нас больше не увидит Англию — мы должны с этим смириться. Можете передать остальным мои намерения: я хочу найти какой-нибудь неизвестный остров, выгрузить на него запасы, разрушить корабль и поселиться там навсегда.
— Так точно, мистер Кристиан, — подтвердил Черчилль. — Это единственный путь.
Кристиан поднялся, давая мне понять, что разговор окончен, я вышел на палубу.» Баунти» уверенно шел правым галсом, мерно покачиваясь на волнах. Я остановился у трапа и, глядя, как голубая вода струится вдоль борта, попытался собраться с мыслями. Похоже, нам нечего надеяться сбежать на Таити.. Даже если мы дадим слово, за нами будут пристально наблюдать. И даже если нам удастся сбежать, нас скорее всего поймают. Кристиан изобретет какую-нибудь сказочку, объясняющую отсутствие Блая, и вожди будут на его стороне — ведь капитан теперь он. Вождям будет обещано в награду один-два мушкета, и они заставят своих людей прочесать весь остров, чтобы нас найти. Единственный наш шанс — правда, весьма ничтожный — это раздобыть быстрое парусное каноэ и уйти на какой-нибудь остров, на который власть таитянских вождей не распространяется. В этом случае, даже если Кристиан узнает, куда мы сбежали, мы сможем переплывать от острова к острову, пока он не устанет преследовать нас.
Ускользнуть с корабля будет нелегко, добыть быстрое каноэ, а также воду и провизию для долгого плавания будет еще труднее, однако самое невыносимое — навеки распроститься с мыслью об Англии.
Я стоял, погруженный в эти невеселые думы, когда подошел Стюарт и тронул меня за локоть:
— Смотри, они выбрасывают саженцы!
Выстроившись в цепочку, матросы передавали друг другу горшки. Матрос, стоявший на самой корме, вытаскивал растение из горшка и выбрасывал за борт, другие высыпали землю и относили горшки на нос. За «Баунти» тянулся широкий след из зеленой листвы.
— Расточительство! — заметил Стюарт. — Тщета и расточительство! Как настоящий шотландец терпеть не могу ни того, ни другого.
Я размышлял о печальных результатах нашей экспедиции: саженцы выброшены за борт, Блай и его товарищи скорее всего утонули или убиты дикарями, отчаявшиеся мятежники собираются навсегда скрыться от людских глаз, и мы вынуждены разделить их судьбу.
Чуть позже я рассказал Стюарту о разговоре с Кристианом и о нашем невеселом будущем.
— Нужно как можно скорее сообщить Моррисону, — решил он и, помолчав, добавил: — По крайней мере, я увижу Пегги!
— Разумеется, если дашь слово.
— Я дам что угодно, только бы взглянуть на нее! — воскликнул он и принялся взволнованно расхаживать взад и вперед. Я молчал. Тогда Стюарт тихим голосом продолжил: — Извини, что я заговорил о своем, — моряки сентиментальны, а в море мы давно. Но ведь только Пегги может нам помочь совершить побег — больше никто!