– Итак, вы настаиваете, джентльмены, – сказал Мастерс. – Я вынужден буду сообщить об этом в своем рапорте.
– Мы настаиваем, – сказал Престон.
– Тогда остается лишь перейти к этому прискорбному делу. Я поручил пистолеты доктору Хепплвиту.
Он повернулся и повел их к другой группе – Симеону, Хетеру, Клевеланду и доктору Хепплвиту. Доктор держал пистолеты за дуло, по одному в каждой руке. Он был толстый, с красным лицом запойного пьяницы. Даже сейчас он улыбался пьяной улыбкой и слегка покачивался.
– Молодые дуралеи не передумали? – спросил он. Все должным образом проигнорировали столь неуместное здесь и сейчас замечание.
– Итак, – сказал Мастерс, – вот пистолеты. Оба, как видите, затравлены порохом, но один заряжен, другой не заряжен, в соответствии с условиями. Вот у меня гинея, которую я предлагаю бросить для определения порядка выбора оружия. Теперь, джентльмены, определит ли монета непосредственно, кому из ваших принципалов достанется какой пистолет? Скажем, если выпадет решка, мистеру Симеону вот этот? Или кто угадает монету, будет выбирать оружие? Я хочу исключить всякую возможность подтасовки.
Хетер, Клевеланд, Данверс и Престон обменялись неуверенными взглядами.
– Пусть кто угадает, выберет, – сказал, наконец, Престон.
– Хорошо, джентльмены. Говорите, мистер Хорнблауэр.
– Решка, – сказал Хорнблауэр, когда монета блеснула в воздухе.
Мастерс поймал ее и прижал ладонью.
– Решка, – сказал он, поднимая ладонь и предъявляя монету сгрудившимся секундантам. – Выбирайте, пожалуйста.
Хепплвит протянул Хорнблауэру два пистолета, в одном жизнь, в другом смерть. Какой выбрать? Лишь чистая случайность могла ему помочь. Хорнблауэр с усилием протянул руку.
– Я возьму этот, – сказал он. На ощупь оружие было совсем холодное.
– Я выполнил все, что от меня требовалось, – произнес Мастерс. – Теперь приступайте вы, джентльмены.
– Возьмите этот, Симеон, – сказал Хепплвит. – А вы осторожней со своим, мистер Хорнблауэр. Вы опасны для общества.
Он все еще улыбался, явно радуясь, что кто-то другой подвергается смертельной опасности, а он сам ничуть. Симеон взял протянутый пистолет и встретился с Хорнблауэром глазами. В них не было никакого выражения.
– Дистанцию отмерять не надо, – говорил Данверс. – Место тоже безразлично. Здесь достаточно ровно.
– Очень хорошо, – сказал Хетер. – Станьте здесь, мистер Симеон.
Престон подозвал Хорнблауэра – тот только что отошел в сторону: трудно было притворяться бодрым и спокойным. Престон взял его за плечо и поставил перед Симеоном, почти вплотную – достаточно близко, чтоб почувствовать запах спиртного.
– Последний раз, джентльмены, – сказал Мастерс громко, – призываю вас помириться.
Никто не ответил, и в мертвой тишине Хорнблауэру казалось, что всем слышен бешеный стук его сердца. Тишину прервало восклицание Хетера:
– Мы не договорились, кто подаст команду! Кто это сделает?
– Давайте попросим мистера Мастерса, – сказал Данверс.
Хорнблауэр не смотрел вокруг. Он глядел прямо на серое небо над правым ухом Симеона – смотреть тому в лицо он не мог, и не знал, куда глядит Симеон. Конец знакомого ему мира близился – возможно, скоро он получит пулю в сердце.
– Я скомандую, если вы не против, джентльмены, – услышал он голос Мастерса.
Серое небо ничего не выражало – он глядит на мир в последний раз, а кажется, что глаза у него завязаны. Мастерс снова заговорил.
– Я скажу раз, два, три, – объявил он, – с такими вот промежутками. С последним словом вы можете стрелять, джентльмены. Готовы?
– Да, – раздался голос Симеона у самого уха Хорнблауэра.
– Да, – произнес Хорнблауэр. Он слышал свой собственный голос как бы со стороны.
– Раз, – сказал Мастерс. Хорнблауэр почувствовал у ребер дуло и поднял свой пистолет.
В эту секунду он решил не убивать Симеона и продолжал поднимать пистолет, стараясь направить его Симеону в плечо. Хватит и легкой раны.
– Два, – сказал Мастерс. – Три. Стреляйте! Хорнблауэр нажал курок. Послышался щелчок, и из затвора пистолета поднялось облачко дыма. Порох взорвался и все – пистолет был не заряжен. Он знал, что сейчас умрет. Через долю секунды раздался щелчок, и облачко дыма поднялось из пистолета Симеона на уровне его сердца. Они стояли, оцепенев, не понимая, что произошло.
– Осечка, клянусь Богом! – сказал Данверс. Секунданты столпились вокруг них.
– Дайте мне пистолеты, – сказал Мастерс, вынимая оружие из ослабевших рук. – Заряженный еще может выстрелить.
– Который был заряжен? – спросил Хетер, сгорая от любопытства.
– Вот этого лучше не знать, – ответил Мастерс, быстро перекладывая пистолеты из руки в руку.
– Как насчет второго выстрела? – спросил Данверс. Мастерс поглядел на него прямо и непреклонно.
– Второго выстрела не будет, – сказал он. – Честь удовлетворена. Оба джентльмена прекрасно выдержали испытание. Никто теперь не осудит мистера Симеона, если тот выразит сожаление о случившемся, и никто не осудит мистера Хорнблауэра, если он примет это заявление.
Хепплвит расхохотался.
– Видели бы вы свои лица! – гремел он, хлопая себя по ляжке. – Важные, как коровьи морды!
– Мистер Хепплвит, – сказал Мастерс, – вы ведете себя недостойно. Джентльмены, экипажа ждут нас, тендер у причала. Я думаю, к завтраку мы все, включая мистера Хепплвита, будем в лучшей форме.
На этом все могло бы закончиться. Бурное обсуждение необычной дуэли в эскадре со временем стихло, однако имя Хорнблауэра знали теперь все, и не как «мичмана, которого укачало в Спитхеде», но как человека, хладнокровно выбравшего равные шансы. Но на «Юстиниане» говорили другое.
– Мистер Хорнблауэр просит разрешения поговорить с вами, – сказал первый лейтенант мистер Клэй, рапортуя как-то утром капитану.
– Пришлите его, как уйдете, – сказал Кин и вздохнул. Через десять минут стук в дверь возвестил о приходе крайне рассерженного молодого человека.
– Сэр! – начал Хорнблауэр.
– Я догадываюсь, что вы хотите сказать, – промолвил Кин.
– Когда я дрался с Симеоном, пистолеты были не заряжены!
– Верно, Хепплвит проболтался, – сказал Кин.
– Насколько я понимаю, сэр, это было по вашему приказу.
– Вы совершенно правы. Я отдал такой приказ мистеру Мастерсу.
– Вы допустили непростительную бесцеремонность, сэр! – сказал Хорнблауэр, то есть хотел сказать, но по-детски запнулся на длинных словах.
