Г. Досон покачал головой.
— Он такой красивый, этот Чарли, — сказал он тихо, — это самое опасное, так хорош, со своими черными глазами и вьющимися кудрями.
— Пошел! — сказала страстно его жена, — пошел!
Г. Досон, чувствуя смутно, что он сказал что-то неладное, замолчал и стал усиленно покуривать свою трубку. Сквозь табачный дым, он уловил сочувственный взгляд своей дочери.
— Вы напрасно так торопитесь со своим суждением, — сказала последняя, обращаясь к матери, — я еще ничего не решила. Чарли, правда, очень красив, но у него нет положения, а Бен обеспечен, но он ничего из себя не представляет.
— А что же ты хочешь, чтобы он из себя представлял? — спросил любопытный г. Досон.
Но женщины не удостоили его ответом.
— Чарли Фосс слишком большой шалун, — торжественно произнесла г-жа Досон, — с ним приятно гулять, но можно и погубить себя. Это второй Билль, двоюродный брат твоего отца, — а что из него вышло!
Г-жа Досон при этих словах пожала плечами и усевшись в своем кресле, принялась опять за книгу, пока снаружи не раздался громкий стук в дверь и веселый, но особенно резкий свист.
— Вот он, этот господин, — проворчала г-жа Досон, — можно подумать, что дом ему принадлежит. Он теперь танцует в сенях, которые я так чисто вымыла.
— Он, наверно вытер ноги, прежде чем войти в сени, — сказал г. Досон, вставая, чтобы отворить двери, — я заметил, что он всегда очень внимателен.
— Я зашел, чтобы рассказать вам одну забавную вещь, — воскликнул Чарли, следуя за хозяином в кухню и бросая нежный взгляд на его дочь, — это самая веселая штучка, которая со мной случилась в жизни; мне гадалка предсказала — отгадайте-ка, что! Я с тех пор не перестаю смеяться над собою.
— Кто вам гадал? — поинтересовалась г-жа Досон, после неловкого молчания.
— Старая цыганка, с Питер-стрит, — ответил Фосс. — Я дал ей неверный адрес и назвался вымышленной фамилией, на случай, если бы она что-нибудь слыхала обо мне, и это ее сбило с толку, уверяю вас.
— А что же она сказала? — спросила г-жа Досон. Фосс рассмеялся.
— Она сказала, что я — дурной, — ответил он весело, — и скоро доведу до гроба седые волосы моей матери; что я попаду в дурное общество и сделаюсь пьяницей; что я украду деньги и проиграю их и, в конце концов, — что я, за двоеженство, попаду на пять лет в тюрьму. Я ей на это ответил, что мне только недостает быть повешенным, а она сказала, что это огорчает весьма многих. Смейтесь! Я думал, что я умру со смеха!
— Я в этом не вижу ничего смешного, — холодно заметила г-жа Досон.
— А я вам на это вот что посоветую, — сказал ее муж, — держите все это в секрете, милый мой!
— Но я надеюсь, что вы… вы этому не верите? — пролепетал смущенный Чарли.
Г-жа Досон бросила украдкой взгляд на свою дочь. — Удивительно, как иные гадальщицы умеют предвидеть будущность, — сказала она, покачав головой.
— Да! — заметил ее муж, кивнув утвердительно, — это более, чем удивительно. В моей молодости мне предсказали, что я женюсь на самой хорошенькой, самой милой, и самой кроткой девице во всем городе.
Чарли с торжествующей миной не мог дождаться, пока он кончит говорить.
— И вы, — начал он и сразу прикусил язык.
— Вы что хотели заметить? — осведомилась г-жа Досон ледяным тоном.
— Я… я хотел сказать, — бормотал Чарли, — я хотел сказать, у меня это было на кончике языка, что вы… что вам в этом повезло, г. Досон.
Он придвинул свой стул поближе к Флоре, но общество было так холодно настроено, что он тщетно старался его согреть. Г. Досон припомнил другие предсказания, которые впоследствии оправдывались, особенно один случай, когда одному господину было предсказано, что он получит наследство, после чего он отказался от места, приносившего ему два фунта стерлингов в неделю и семь лет спустя, действительно, получил наследство, состоявшее из двадцати фунтов и одной клетки для птиц.
— Это все глупости, — возразил Чарли, — гадальщица мне все это предсказала потому что я насмеялся над ней. Ведь вы в это не верите, не правда ли, Флора?
— Я все же не вижу причины над этим смеяться, — ответила Флора. — Пять лет тюрьмы за двоеженство — это не шутка, а бесчестие, — это разве шутка!
— Но вы об этом говорите, как будто я действительно это сделал, — заметил укоризненно Чарли. — Я желал бы только, чтобы и вы к ней пошли и чтобы она и вам погадала. Вероятно, вы потом не будете так верить в то, что она предсказывает другим.
Г-жа Досон быстро подняла глаза, а затем, опустив их опять и свернув в клубок чулки, которые вязала, сказала торжественно:
— Флора, ты завтра вечером пойдешь к этой гадальщице. Я не желаю, чтобы про мою дочь могли сказать, что она боится узнать истину о самой себе; отец даст тебе на это деньги.
— И пусть она скажет про вас, что ей угодно, я ей не поверю, — с укоризной прибавил Чарли.
— Я не допускаю мысли, чтобы это могло быть что-нибудь такое, чего ей пришлось бы стыдиться, — резко заметила г-жа Досон.
Чарли вдруг пожелал им спокойной ночи и, сопровождаемый г. Досоном до выхода, остановился в дверях, давая ход своему печальному настроению. Он так долго стоял в дверях, одной ногой на пороге, а другой в комнате, что Досон, который боялся сквозняков, потерял терпение.
— Вы простудитесь, Чарли, — заметил он, наконец.
— Я постараюсь умереть от простуды, — ответил Чарли, с горечью, — по крайней мере я тогда не попаду за двоеженство на пять лет в тюрьму!
— Не робейте, — ободрил его г. Досон, — пять лет не много, в сравнении со всей жизнью и вы все же можете надеяться приятно провести время до этого.
Он посмотрел вслед за удаляющейся фигурой Фосса и закрыв двери, возвратился в кухню, где разговор о хиромантии и ее значении затянулся, пока семейство не разошлось спать.
На другой день, утром, г-жа Досон, сначала отправила мужа и дочь на работу, затем вымыла посуду из-под завтрака и, приблизив свое кресло к очагу, погрузилась в воспоминания прошлого. Все главные моменты из жизни Флоры прошли в ее памяти: корь, коклюш, награды за хорошее ученье в школе и другие обстоятельства, относящиеся к невинному возрасту ее дочери. В умилении, она вынула последнюю карточку Флоры из альбома и надев шляпу и пелерину, отправилась по адресу гадалки, в Питер-стрит.
Когда Флора вернулась домой, г-жа Досон, как-будто забыла о своем распоряжении накануне вечером, а лишь после того, как Флора ей об этом напомнила, стала высказывать сомнения, хорошо ли, вообще, заглядывать в будущее. Г. Досон, со своей стороны, тоже не сочувствовал гаданию, но его доводы, как основывающиеся на бережливости, не были признаны уважительными и, в конце концов, Флора с полукроной под перчаткой, отправилась к гадалке, получив от отца подробные наставления, каким образом ее следует сбить с толку фальшивым адресом и фамилией.
