Но когда Флору впустили в выходящее во двор помещение, на первом этаже, где жила хиромантка, у нее фамилии вовсе не спросили. В грязной комнате, служившей спальней и приемной, ей навстречу поднялась из старой качалки колдунья, и, вперив в нее свои выпученные, черные глаза, попросила ее присесть.
— Это вы гадальщица? — спросила девушка.
— Люди меня так называют, — ответила старуха.
— Да, но вы ли это именно? — повторила вопрос Флора, унаследовавшая от своего отца подозрительность и любовь к полукронам.
— Да, — ответила та более естественным голосом.
Она взяла левую руку девушки и капнув какую-то черную жидкость на ее ладонь, стала внимательно присматриваться к ней.
— Левая о прошлом, правая о будущем, — сказала она густым голосом.
Она пробормотала какие-то странные слова и наклонила свою голову ниже, к ладони Флоры.
— Я вижу ребенка, с красивыми волосами, — проговорила она медленно, — я вижу маленькую девочку, четырех лет, одержимую коклюшем; а дальше я ее вижу, ей кажется, уже восемь лет, и она больна корью.
Флора удивленно глядела на ее раскрытый рот.
— Ее отправляют на взморье, чтобы укрепить ее силы, — продолжала хиромантка, — она катается на лодке, падает в воду и портит свое платье, ее мать…
— Нечего об этом распространяться, — прервала ее Флора поспешно, — мне тогда было всего восемь лет, а мать всегда давала волю своим рукам.
— А публика, находящаяся на берегу моря, над ней смеется, — вычитывала хиромантка дальше, из руки.
— Мне вовсе не досталось так сильно, чтобы вызвать в публике смех, — заметила с горечью Флора.
— В четырнадцать лет у нее, и у соседнего мальчика, семи лет, делается воспаление ушной железы.
— Ну, что-ж! — укоризненно заметила Флора, — что-же такое!
— Да ведь, я только читаю то, что у вас написано в руке, — ответила хиромантка, — в пятнадцать лет она падает в лодке от качки; молодой человек, живущий напротив, приносит ее домой…
— Не распространяйтесь, — пробормотала Флора.
— Почему-то ко лбу ее спасителя прикладывают пластырь. Потом я ее вижу работницей у портнихи… Я ее вижу…
Ее голос становился монотонным и Флора, глядя на нее с удивлением, прислушивалась к длинному перечню остальных, более или менее интересных событий ее жизни.
— Это переносит нас в настоящее время, — сказала гадальщица, оставляя ее левую руку, — перейдем теперь к будущности!
Она взяла правую руку девушки и капнула на нее немного той же жидкости. Флора отшатнулась назад.
— Если это будет что-нибудь нехорошее, — сказала она быстро, — я не желаю этого слышать. Это… это будет неверно.
— Я могу вас предупредить о грозящих вам опасностях, — проговорила гадальщица, не выпуская ее руки, — я могу раскрыть вид на будущность, чтобы вы видели, что можно делать и чего надо избегать!
Она снова раскрыла ладонь девушки и произнесла несколько восклицаний, выражавших сюрприз и недоумение.
— Я вижу вас в веселом обществе, среди радостных лиц, — проговорила она медленно, — за вами много ухаживают. Вас осыпают прелестными подарками и дарят вам дорогие наряды. Вы собираетесь переехать через море. Я вижу молодого брюнета и молодого блондина. Оба хотят иметь влияние на вашу судьбу. Блондин работает в магазине своего отца; он со временем будет очень богат…
— А что насчет другого молодого человека? — перебила ее Флора. Гадалка покачала головой.
— Он сам себе враг, — сказала она, — и он увлечет за собой в несчастье всех тех, кого он любит. Вы за одного из них выйдете замуж, но я не могу разобрать, за кого именно… я не могу рассмотреть.
— Посмотрите еще раз, — сказала дрожащая от волнения, Флора.
— Я не вижу, — ответила гадалка, — потому что мне не дано это видеть. Вы сами должны выбрать. Я обоих вижу так же ясно, как я вижу вас. Вы втроем стоите у двух расходящихся дорог. Блондин машет вам рукой и указывает вам на большой дом, на автомобиль и на яхту.
— А другой? — спросила нетерпеливо Флора.
— Он одет в костюм из грубого серого сукна, — неуверенно сказала гадалка. — И что бы это значило? — А, теперь вижу, что они на него налепили бубнового туза и указывают ему на тюрьму. Теперь все прошло, я больше ничего не вижу.
Она освободила руку Флоры и, приложив свои руки к глазам, откинулась в кресло. Флора дрожащими пальцами бросила ей полукрону и вышла. У нее кружилась голова и она поспешила домой. После всех этих чудес, улицы показались ей очень неинтересными. По дороге она решила умолчать о слышанном, но прирожденная болтливость с одной стороны, и настояния г-жи Досон — с другой, изменили ее решение, когда она пришла домой. За исключением некоторых событий из ее прошлого, которые были всем известны и не представляли интереса, она все рассказала.
— Под блондином подразумевается Бен Липпет, — сказала г-жа Досон, — а под брюнетом — Чарли Фосс. Это совершенно ясно, и нельзя закрывать глаза на эти вещи.
— Это ясно, как Божий день, — подхватил ее муж, — ведь она сказала Чарли, что он за двоеженство попадет на пять лет в тюрьму, а Флоре она сказала, что видит его в арестантском костюме. Я только не понимаю, как она все это может знать!
— Это дар Божий, — коротко ответила г-жа Досон, — и я надеюсь, что Флора отнесется к этому с должным вниманием. Во всяком случае, я полагаю, что она могла бы теперь послать за Беном Липпетом и принять его, не убегая наверх, под предлогом зубной боли, как она это делала до сих пор, когда он приходил.
— Он может придти, когда хочет, — ответила Флора, — хотя я не понимаю, почему Чарли не мог бы тоже со временем иметь автомобиль, а Бен не мог бы попасть в тюрьму!
Г. Липпет пришел на другой день вечером, и в следующий затем вечер, и так как весьма легко привыкнуть к тому, что приятно, он почти каждый вечер стал являться к Досонам как желанный гость. Дух покорности, поощряемый некоторыми подарками и билетами в театр, овладел Флорой. Судьба, вместе со стараниями матери, в значительной степени помогли ей подавить свою привязанность к Чарли. Но последний, отсутствовавший некоторое время в городе по какому-то делу, скоро вернулся, и когда он зашел к Досонам, чтобы узнать о результатах посещения гадалки, он нашел свое место занятым Беном Липпетом.
Сначала г-жа Досон не хотела ему давать никаких объяснений, но уступив, наконец, его настойчивым просьбам, она удовлетворила его любопытство.
— Мне не было никакой надобности говорить вам все это, — прибавила она, оканчивая свой рассказ, но вы настаивали и вот вам результат гадания.