Тем временем Фридрих фон Гиллер поймал одного из попугаев, севшего ему на плечо, и сунул его клюв в чашу с виски. Попугай мгновенно затих, обмяк в руке у барона. Выпущенная из рук птица упала на бок, забилась на столе и скоро затихла.
— Вот это напиток, — вяло ворочая языком, сказал Рюккерт. — Удар копытом «Белой лошади»! Что-то у меня круги в глазах, а у тебя ничего? Ах да, ты же не пил! Трезвенник…
Барон сказал холодно:
— Виски отравлено!
— Чушь! Все птицы дохнут от ал… от, черт, не могу выговорить, от этого… кроме одной скотины… человека.
— Отравлен! — повторил барон.
— Ты мне нравишься, Фридрих: отравлен, а сам сидишь. Друг гибнет, а он сидит. Раз отравлен, то что. надо делать? Дать противоядие. У тебя оно есть?
— Не паясничай, тебе осталось жить очень мало. Неужели ты не чувствуешь?
Рюккерт схватился рукой за горло и с ненавистью посмотрел на своего соотечественника:
— Воды! Принеси морской воды… хорошее рвотное…
— Не поможет. Их яды действуют безотказно. Вот что, Рюккерт, ты сам знаешь, что после всего, что произошло, это лучший выход. Ты не должен был покидать крейсера. Я скажу, что ты погиб во время боя с англичанами.
— Воды… подлец! Воды! — Рюккерт встал, его бросило в сторону, он еле удержался на ногах, ухватившись за кромку стола. — Воды!
— Сядь и возьми себя в руки. Ты знаешь, что их яды надежны.
Капитан Рюккерт внезапно протрезвел, голова у него стала ясной, только все члены отказывались повиноваться. Он упал на стул.
— За что? — спросил он.
— Не обвиняй, а благодари. Да, я мог по дать тебе выпить яду. Я сразу догадался по лицу этого подлеца, но тебе необходимо уйти.
Капитан Рюккерт не мог уже говорить, он только спросил глазами: «Почему?»
— Ты пережил свою славу. Германии ты такой не нужен. Хватит для нее позора. Ты должен остаться Железным Рюккертом. И ты им останешься! Будь уверен, я преподнесу как надо твою смерть. Прощай, Франц! Так надо. Ты сам знаешь, что так необходимо…
Капитан Рюккерт сжал рукоятку пистолета, у него хватило еще силы вытащить его из кобуры, но в это время сердце его остановилось, и он сполз с сиденья на пол каюты.
Гиллер быстрым движением поднял с пола пистолет, выпавший из руки Рюккерта, снял с предохранителя, прислушался. На палубе Мелодично журчали голоса малайцев, слышалось урчание мотора: подходил катер. Барон быстро оценил обстановку: «Сейчас Голубой Ли заглянет в каюту, чтобы убедиться в действии „Белой лошади“ и закрыть на ключ дверь».
По трапу скатились джутовые метки.
«Саваны для нас», — понял барон и навел пистолет в проем двери. По трапу кто-то спускался без всякой осторожности, хлопая сандалиями. Показались коричневые ноги и край черного саронга. Гиллер выстрелил в живот и, когда помощник шкипера рухнул в каюту, выпустил из него еще несколько пуль.
Голубой Ли следил за приближающимся катером, решив, что сейчас самый удобный случай разделаться с оставшимися в живых тремя белыми. Он угостит их виски, таким образом, вся операция закончится без всякого шума. В это время раздались выстрелы в каюте, что несколько удивило его: яд всегда действовал безотказно. «Наверное, помощник решил подстраховаться», — подумал он и пожалел обивку в каюте из сандалового дерева, продырявленную пулями. Но тут его насторожили звуки тяжелых шагов. У Голубого Ли выработалась молниеносная реакция на все неожиданности, так часто встречающиеся в его опасной профессии, в следующее мгновение он уже прыгнул за борт, так как увидел в отверстии люка голову барона фон Гиллера и пистолет в его руке. Голубой Ли плавал как рыба. Пройдя под килем шхуны, он еще метров пятьдесят плыл под водой, вынырнул, чтобы сменить в легких воздух, снова ушел под воду. Гиллер догадался о его маневре, когда Голубой Ли уже подплывал к берегу. Перейдя на другой борт, барон увидел его черную голову на застывшей голубой воде и не стал стрелять, так как не испытывал к нему ничего, кроме отвращения, как к человеку низшей расы.
Все внимание он сосредоточил на подходившем катере, у него мотор работал с перебоями. В довершение катер остановился в ста футах от шхуны, и три матроса на нем склонились над мотором. Наконец катер подошёл к борту.
— Что с мотором? — спросил барон фон Гиллер.
Унтер-офицер вяло ответил:
— Карбюратор. Вечная история. Когда мы шли сюда, раз пять промывали. Дьявол его знает, что с ним.
— Оставь дьявола в покое, когда разговариваешь со мной, и постарайся, чтобы карбюратор вел себя как надо! Понял? Я принял командование над вами!
Унтер-офицер посмотрел новому командиру в глаза, перевел взгляд на рукоятку пистолета, торчащую у барона за поясом, и, кашлянув, изобразил на лице вялую покорность.
Два других немца, один тощий, длинноносый, в разорванной матросской рубахе, второй голый по пояс, с обгоревшими на солнце плечами, переглянулись.
Унтер-офицер спросил:
— А где наш капитан, если позволите спросить, капитан-цурзее?
— Мертв! Умер! Его отравил шкипер этого корыта. Разве вы не видели, как этот пират прыгнул за борт и уплыл на берег?
— Что-то не заметили, — сказал унтер-офицер.
Матросы опять переглянулись, и длинноносый спросил с усмешкой:
— Как же вы уцелели, капитан-цурзее?
— Я не пью по утрам. И вообще пью редко. Я предупреждал вашего капитана. И даже провел опыт над попугаем. Увидите, он лежит дохлый на столе.
— Кто, попугай или капитан? — сострил длинноносый.
Унтер и второй матрос зашикали на него, и все стали спускаться в каюту.
— Картина! — сказал длинноносый, останавливаясь у комингса. — Это наш его кокнул?
— Я! Ну, что стали? Видите мешки?
— Приличные саваны, — сказал длинноносый. — Один был для вас?
— Меньше разговаривай. У нас нет времени.
Помощника шкипера, упрятанного в мешок, сбросили за борт без лишних церемоний. Тело Рюккерта положили у борта. Унтер-офицер сказал, вздохнув:
— На крейсере он совсем не пил и спиртное запретил держать, даже доктору приказал спирт отправить, а тут глушил без просыпу, и вот…
— Кончай заупокойную мессу, — сказал длинноносый матрос. — Смотри, на берегу сколько их собралось. Никак, хотят принять участие в похоронах, и в наших в том числе?
Барон фон Гиллер тоже заметил толпу на берегу. Перед ней у самой воды бегал Голубой Ли и, что-то крича, показывал обеими руками на свою шхуну.
— Кончайте! — Барон фон Гиллер кивнул, и бухта Тихой радости, скорбно всплеснув волной, поглотила тело Железного Рюккерта.
Капитан-цурзее распорядился:
— Возьмите на шхуне все необходимое для большого перехода. Мы сейчас уходим из этого проклятого места. Сколько вас там еще осталось на берегу?
