— Возьмите на шхуне все необходимое для большого перехода. Мы сейчас уходим из этого проклятого места. Сколько вас там еще осталось на берегу?
— С вашей помощью никого не осталось, — ответил длинноносый комендор. — Последних русские разнесли вместе с пулеметом. Так что все мы здесь, капитан-цурзее.
— Вот и прекрасно!
— Куда уж прекрасней.
— Я не о том. Конечно, с нами случилось страшное несчастье. Через четверть часа мы должны покинуть это проклятое место. Надо взять воды и продуктов. За дело, друзья! — В его голосе появились заискивающие нотки: он знал, что рискованно портить отношения с людьми, от которых будет зависеть исход плавания по неведомому морю. Он едва сдерживал себя, наблюдая, как эта оборванная грязная троица с подчеркнутой независимостью расхаживала по палубе, перетаскивая на катер продовольственные запасы Голубого Ли. Барон фон Гиллер думал не без горечи, как быстро падает дисциплина даже среди немецких матросов, стоит им очутиться вне привычной обстановки.
Вернувшись на шхуну, Голубой Ли огорчился по-настоящему, увидев на столе в своей каюте мертвого попугая. Ни проигранное сражение, ни промах с белыми туанами так его не расстроили. Попугай был не простой птицей, а служил вместилищем для духа — покровителя «Розового лотоса». Теперь дух вылетел из мертвого тела, и шхуна, а следовательно, и ее хозяин остались без надежного заступника. Голубой Ли крикнул одному из уцелевших матросов, чтобы тот прибрал в каюте, а сам пошел на корму, где находился небольшой алтарь, зажег жертвенные свечи и, приняв молитвенную позу, обратился мыслями и сердцем к богине Кали, прося ее не оставлять его своими милостями. Он дал очень нелестную характеристику сбежавшему духу-покровителю. Во-первых, он не помог захватить корабль чужеземцев, хотя знал, какие жертвы обещаны и ему и ей, богине Кали. Сегодня же дух-покровитель до того опростоволосился, что дал отравить свое тело. Лучше всего, если богиня мщения пришлет более расторопного духа, он же, Ли, ее верный слуга и раб, не останется в долгу…
Ночь застала барона фон Гиллера и его незадачливую команду в открытом море вблизи банки, на которой стоял буек с ацетиленовой мигалкой. Мотор останавливался раз десять, несмотря на ругань и угрозы командира. Наутро вблизи острова их догнал голландский сторожевой миноносец и запросил, не нуждается ли катер в помощи. Катер в это время стоял лагом, и его несло к банке. Барон фон Гиллер велел поднять сигнал бедствия и, когда подошла шлюпка, оставил катер. К удивлению барона и команды спасательной шлюпки, матросы с «Хервега» и их унтер-офицер отказались оставить катер. Как раз в это время мотор на катере вновь заработал.
— Мы дойдем до острова, — сказал унтер-офицер. — Вон же пальмы торчат. На какого дьявола мы оставим такую посудину?
— Хорошо, я буду ждать вас на острове, — сказал капитан-цурзее. — Если же у вас опять испортится мотор и мы не увидимся, то надеюсь, вы не уроните чести флота кайзера Вильгельма.
— Чести нам никак не уронить, — сказал длинноносый комендор, — она, эта честь, так низко сейчас лежит, что ее поднимать надо.
Второй матрос мечтательно улыбнулся на миг, представив себе, как они, продав катер, завалятся в кабак где-нибудь в Батавии и уж там-то они «честь поднимут»…
Мотор катера взревел, и суденышко, словно обрадовавшись, что избавилось от неприятного пассажира, бойко пошло к острову.
— Пожалуй, мы пропустим этот остров, — сказал длинноносый комендор.
— Лучше всего пойдем к следующему, — согласился унтер-офицер.
— Выберем островок поспокойней, — сказал матрос с обожженными плечами, — мы заслужили отдых. — Он подмигнул товарищам и вытащил из узла вещей, захваченных в каюте Голубого Ли, недопитую бутылку виски «Белая лошадь». Я прихватил ее на шхуне. Враки, что малаец отравил кэпа. Они поскандалили из-за вчерашнего. У старика было неважное сердце, да еще этот проклятый пират вывел его из терпения, заставил разрядить в себя револьвер. Ну и… Эх, какой приятный цвет! Выпьем за крепкий причал и мою Клару.
— Аминь, — произнес длинноносый комендор.
По обыкновению, судьба барона фон Гиллера складывалась гораздо лучше, чем у всех его соотечественников, с которыми он имел дела в последние полгода. С голландского сторожевика он пересел на английский миноносец, один из тех, что потопили «Хервег». Командир миноносца с радостью принял на свой борт человека, который знал о сражении из уст самого Рюккерта и плавал на непокорном русском клипере. В Гонконге бывшим командиром немецкой подводной лодки заинтересовалось высшее морское начальство, и особенно английская разведка в лице майора Нобля. Майор снабдил его небольшой суммой денег и несколько дней присматривался к нему, расспрашивал о плавании на «Орионе», его экипаже. Майор с удовлетворением отметил, что пленный немецкий офицер не зря провел время среди русских, он не только изучил их психологию, но и добился значительных успехов в изучении русского языка, правда, говорил он по-русски хуже самого майора Нобля, но хорошо понимал речь и подавал большие надежды, как способный ученик. Барон фон Гиллер признался, что на клипере избегал говорить по-русски и вообще выказывать свои знания русского языка, «чтобы иметь преимущество перед своими врагами», как он заявил майору Ноблю, и удостоился понимающей улыбки.
— Вы природный конспиратор, — сказал майор Нобль. — Такие люди, как вы, да еще со знанием русского языка сейчас дороже бриллиантов. Вот что, дорогой барон, я могу вам предоставить возможность сражаться против русских и таким образом избавлю вас от плена. Как вы смотрите на поездку во Владивосток, где сейчас решается судьба всей азиатской России, и даже не только азиатской? Происходят грандиозные события. Россия рухнула, на ее обломках будут созданы несколько государств, вернее, провинций. Дальний Восток, Сибирь ждут предприимчивых колонизаторов. Насколько нам известно, барон, вы не обременены земельной собственностью у себя на родине?
— Со средины семнадцатого века наш род опирался только на шпагу! — высокомерно ответил барон фон Гиллер, глаза его прищурились: он не переносил, когда разговор заходил о его имущественном положении.
Полное лицо майора Нобля расплылось в улыбке, он отхлебнул из стакана неразбавленного виски и подцепил на вилку коричневый кусочек трепанга.
— Ешьте, барон, эту гадость, говорят, она благотворно действует на весь организм.
Они сидели в кабинете ресторана «Мандарин». В воздухе стоял приглушенный гул, доносившийся с улицы, и шорох лопастей вентилятора над головой. Барон выжидающе смотрел на майора Нобля, в то же время оценивая его как личность. За кажущимся простодушием этого человека угадывалась железная воля и отсутствие условностей. Этот человек не остановится ни перед чем в достижении поставленной цели. Его лучше всего иметь союзником, чем врагом. Барон ждал.
