Майор Нобль, высказав много лестных замечаний относительно китайской кухни и очистив тарелку, без перехода продолжал начатый разговор:
— Мы с вами не виноваты в том, что наши предки не смогли ее приобрести. Мы с вами можем поправить дела. И должен сказать, это сейчас такой благоприятный момент, какие бывают раз в столетие. Происходит передел мира! И делим его мы, черт возьми! Сибирь, Дальний Восток, по существу, уже в наших руках. Надо закрепить успехи. Для этого нужны крепкие люди, без предрассудков, с ясной целью. Выполняя мировую миссию, каждый, кто не дурак, может обосноваться там на клочке земли величиной с целое графство! Дорогой барон! Вы произвели отличное впечатление не только на меня! Война на Западе, по существу, окончена, Германия потерпит поражение, но и она не останется забытой, ее интересы на Дальнем Востоке будут сохранены. Как вам известно, капитал стирает национальные границы. Вы можете стать одной из фигур на огромной шахматной доске.
— Надеюсь, не пешкой?
— Ну, что вы! Пешек везут навалом на грузовых транспортах. Роль английского разведчика никогда не котировалась ниже слона!
«Зачем столько ненужных слов?» — подумал барон и сказал:
— Благодарю. Я согласен…
Вот почему барон фон Гиллер очутился на мостике английского крейсера, направляющегося во Владивосток. Они стояли с майором Ноблем как-то обособленно от других офицеров, и не потому, что стремились уединиться, дистанция между ними двумя и всеми остальными на крейсере образовалась будто сама собой. Чопорные английские офицеры сторонились бывшего командира Немецкой субмарины и находили бестактным распоряжение адмирала, навязавшего им его общество. Что же касается майора Нобля, то его репутация в глазах флотских офицеров нисколько не была выше: в те годы шпион. еще не пользовался тем ореолом славы, который выпал на долю его собратьев несколько десятилетий спустя. Неожиданно этот толстяк в форме пехотинца привлек всеобщее внимание недюжинными знаниями по часта парусников, он по достоинству оценил внешний вид «Ориона», сравнив его с лучшими чайными клиперами, такими, как «Летящее облако», «Кити Сарк», «Молния», «Владыка морей». Перечислив с десяток клиперов и остановившись на их мореходных качествах, он опять перешел к «Ориону», которого обходил сейчас «Саффолк», имея клипер справа по борту.
— Не плохо, совсем не плохо? — говорил майор Нобль. — Смотрите, как лихо идут! Всю парусину вывесили. Поставили даже рипгтэйль! Видите парус позади бизани? Запасной бом-кливер! И все запасные стаксели! Удивительно, даже поставили баннет-шапочку! Вот она сейчас отлично видна, та, что пришнурована к нижней шкоторине фока. Увеличенные лисели по бокам всех прямых парусов! Никогда бы не подумал, что идет русский клипер. Исключительное зрелище! Вы не находите, барон?
— Да, если не вникать в сущность данного зрелища.
— Понимаю. И завидую вашей целеустремленности. Я иногда могу предаться иллюзорным мечтам. Меня волнуют миражи вроде этого клипера, как будто плывущего из восемнадцатого столетия. И мне жаль, что такое чудесное видение может исчезнуть навсегда… — Майор Нобль глубоко вздохнул и сменил мечтательный тон на сухой, официальный: — Вы должны сохранить клипер, используя свои связи. Отдано распоряжение, чтобы против него не применялись репрессии. Слишком ценный груз.
— Я понимаю и уже слышал…
— Да, я в общих чертах знакомил вас с планом захвата клипера. — Майор Нобль, просветлев лицом и обратив мечтательный взгляд за корму, где, распластав свои крылья, терялся в голубой дали «Орион», снова перешел на задушевный тон: — Не кажется ли вам, дорогой барон, что клипер из какого-то непонятного рыцарского великодушия уступает нам дорогу? Ему жаль ржавого «Саффолка», лишенного до конца дней своих подлинного общения с ветром, морем и солнцем. Все это для него враждебные стихии, в то время как они составляют душу «Ориона». — И опять жестко: — Вы не находите?
— Вы поэт, майор. Я сухой прозаик. И все более убеждаюсь, что нашей судьбой движет случай.
— Ничего не могу возразить, но хотел бы подробностей в данном случае.
— Пожалуйста. Если бы я не налетел на мину в Атлантике, то, по всей вероятности, «Орион» не находился бы сейчас в поле вашего зрения.
— Как, и вы?
— Разумеется.
— Но я счастлив, что так случилось!
— Я не мог полностью с вами солидаризироваться до момента встречи в Гонконге.
Они улыбнулись, каждый довольный тем, что так хорошо понимает другого, а сам остается для него загадкой.
Едва скрылся за горизонтом крейсер «Саффолк», как показался английский миноносец. Догнав «Орион», миноносец сбавил ход и некоторое время шел с равной с ним скоростью, держась в пятидесяти саженях с, правого борта.
И хотя большинство команды клипера после боя с «Хервегом» и пиратами преисполнилось чувством уверенности в своих силах и даже переоценивало их, сейчас, рассматривая хищное тело миноносца с торчащими на нем стволами орудий и лотками минных аппаратов, матросы видели, что противник серьезный, и все же им не верилось, чтобы их «Ориоша» сплоховал против этого железного корытца, как охарактеризовал миноносец Зуйков.
— Поплоше немца будет, — сказал Трушин. — Тот, если сравнивать, больше на битюга походил — ломовая лошадь, а этот так себе, стригунок. Форсу много, толку мало.
— Он тебе даст толку, как саданет торпедами, настругает стружек, — заметил Брюшков.
— Крейсер тоже хотел. — Трушин задорно тряхнул головой. — Ты тогда тоже пророчил. Эх, Назар, земляная твоя душа привыкла клониться перед тем, кто посильней или кто кажется сильным. А ты свою силу показывай, свою удаль!
— Удаль… на дне-то?.. — ухмыльнулся Брюшков.
— Да везде! Пока душа живет.
Наводчик кормового орудия Серегин, человек обстоятельный, резонно заметил:
— Самое главное, надо момент не упустить, а первым ударить, фугасным по машинному отделению. С такой-то дистанции ему крышка. Только если первым ударить…
Ему возразили:
— А если он опередит?
— Нас не опередит. Была бы команда в срок дадена, так врежем, что век не забудет.
— Он те врежет, — сказал Брюшков. На него зашикали, и Брюшков замолчал, зло покусывая выгоревший в тропиках ус.
Прошел на мостик радист, бросив на ходу матросам:
— Прощайтесь с Гринькой Смитом. За ним и лейтенантом Фелимором пришел миноносец.
Матросы возмущенно зашумели. Веселый, никогда не унывающий английский парень всем пришелся по душе, даже Брюшков, выражая свои симпатии, угощал его табаком, такой чести удостаивались очень немногие на клипере, да и то из среды унтеров.
