Мне не нужны были ни обычные человеческие привязанности, ни ответственность, которая неизменно при этом появлялась. Я чувствовал себя совсем одиноким человеком и хотел оставаться им, главным образом, потому, что не знал, что ждет меня завтра.
Но теперь в мою жизнь вошла Виктория, вошла в тот самый момент, когда там, у Тачо, бросившись ко мне, вцепилась своими маленькими руками в полы моего пиджака. Она так была похожа на потерявшегося в толпе ребенка, который, отчаявшись было, наконец увидел родного ему человека.
Теперь ее судьба в ваших руках, сеньор, вспомнились мне слова старого Тачо. Сейчас я не был уверен, так ли это. С той минуты, как она стала яаки, ситуация изменилась. В свое время Ван Хорн предупреждал меня, что Виктория в первую же ночь воткнет в меня нож, если я, не дай Бог, не понравлюсь ей в постели. Этой ночью она скорее была готова убить любого, кто хотя бы попытался приблизиться ко мне.
На следующее утро, сидя за рулем «мерседеса», катившего по улицам Мойяды, я думал только о Виктории. Рядом со мной сидел Ван Хорн, а Янош, как обычно, ехал на заднем сиденье. Миновав ворота и оказавшись за пределами поселка, я бросил взгляд на склон, где горел костер и стоял еще бивак индейцев. При виде этой картины радостные чувства захлестнули меня.
У огня, склонившись над большой сковородой, стояла Виктория. К ней подошел Начита, что-то сказал, и она, прикрыв от яркого солнца глаза ладонью, посмотрела в нашу сторону. То, что она сделала потом, меня удивило. Девушка кинулась к ближайшей расседланной лошади, вскочила на нее и, пустив ее в галоп, поскакала к нам.
Виктория, похоже, была отличной наездницей, уверенно держалась на лошади и без уздечки, с помощью одной лишь веревки мастерски ею управляла. В одно мгновение девушка оказалась рядом с нашей машиной. Остановившись, она в упор посмотрела на меня. Ее лицо светилось от счастья. Она смеялась, радуясь, вероятно, прекрасному утру, хотя мне больше хотелось верить, что причиной ее настроения был все-таки я. Помахав ей на прощанье рукой, я повел машину дальше, а она, развернув лошадь, поскакала обратно.
— Я предупреждал, Киф, что она тебя не отпустит, — напомнил Ван Хорн.
— А я разве говорил, что против этого?
Было видно, что он был поражен моим ответом, но тем не менее Ван Хорн, не повышая голоса, произнес:
— Парень, ты сам себе роешь могилу.
— Это уж точно, — поспешно добавил Янош. — Хоть теперь-то мы можем обсудить план наших действий?
— Это проще простого, — заметил Ван Хорн. — Бонилла послал меня сюда в качестве приманки для Томаса де Ла Плата, а вовсе не для того, чтобы я совершил самоубийство.
— Я бы мог убрать его еще вчера, но нас с Яношем разорвали бы на куски.
— Верно. Поэтому нам надо сделать так, чтобы Томас вышел на нас один или с несколькими своими подручными, с которыми было бы легче справиться.
— Как же это сделать?
— Разыграем все как по нотам. Сегодня утром вы осматриваете рудник. Затем говорите девушке и старику, что вам необходимо вернуться в гостиницу, чтобы обсудить результаты осмотра и во второй половине дня подготовить окончательное заключение. Дочь старика попросит вас приехать с этим заключением к ним на гасиенду сегодня же вечером. В этом я нисколько не сомневаюсь.
— И ты думаешь, Томас сразу объявится? — спросил Янош.
— Совершенно в этом уверен. Или на гасиенде, или в гостинице он обязательно появится. Он наверняка захочет узнать, что содержится в вашем заключении. Разве не так, Киф?
В ответ я задумчиво кивнул.
— Удивлюсь, если он этого не сделает. Но вопрос: будет ли он один?
— Что ж, подождем и посмотрим. Верно? — с готовностью ответил Ван Хорн, после чего закурил сигару и с довольным видом откинулся на спинку сиденья.
Затем он извлек из кармана книгу и принялся ее читать. Это был «Град Господень» Святого Августина на латинском языке. Отныне ничто в поведении Ван Хорна меня больше не удивляло.
* * *
Как только мы, выйдя из автомобиля, подошли к ступенькам гасиенды, в дверях показалась Чела де Ла Плата. Как и вчера, на ней были кожаные бриджи, сапоги и надвинутая на глаза испанская шляпа. Она нервно похлопывала себя по ноге плеткой, зажатой в левой руке, в правой она держала перевязанную красной лентой папку из плотного картона. Вид у нее был усталый, на изможденном бледном лице рельефно выступали скулы. Спустившись к нам, после обмена приветствиями Чела протянула папку мне.
— Здесь вы найдете показатели анализа проб руды за последние пять лет, когда наш рудник работал на полную мощность. Есть в этой папке и другая информацию, которая, я думаю, будет вам интересна, — сказала она.
— Позвольте спросить, как себя чувствует ваш отец? — сняв шляпу, спросил ее Янош.
— Не совсем хорошо. Он прикован к постели, — ответила она и, немного помедлив, обратилась к Ван Хорну: — Он не в состоянии кого-либо принять, святой отец. Простите, что отняла у вас время.
— Не стоит извиняться. Я все прекрасно понимаю, — ответил он.
Меня вновь, как и тогда, при первой встрече Челы и Ван Хорна, поразила та удивительная тональность взаимоотношений, установившихся между ними.
Вдруг она оживилась, глаза заблестели.
— А вы не составите нам компанию? Сейчас на руднике работает много местных жителей. Вам, быть может, будет интересно.
— С превеликим удовольствием, сеньорита.
— Вы ездите верхом, святой отец?
— Да, меня научили.
На ее лице появилась такая смущенно-вымученная улыбка, словно улыбалась она впервые после многолетнего перерыва. Может быть, я и ошибаюсь, но думаю, что нет, — разговор они вели, будто нас с Яношем вообще не существовало.
Дорога на рудник была очень трудной, в основном из-за рельефа местности, по которой мы двигались. Кроме того, за долгие годы ее, скорее всего, ни разу не ремонтировали, и время сделало свое черное дело. Несомненно, если кто-то и намеревался запустить рудник на полную мощность, то начинать необходимо было с восстановления подъездных путей.
Чела, Ван Хорн и я, сидя на лошадях, вытянулись в цепочку. Мы с Ван Хорном не управляли своими умными животными, предоставив им возможность самим выбирать дорогу. Далеко за нами на телеге, запряженной парой лошадей, ехал Янош. Кучером у него был один из батраков, работавших на гасиенде.
Мы медленно двигались по испещренной узкими руслами рек холмистой местности, со всех сторон окруженной горами на склонах которых росли мескитовые деревья. На вершинах горной гряды, мрачно подпирая макушками утреннее небо, стояли скелеты засохших сосен.
Спустя некоторое время, когда мы, преодолев очередной подъем, въехали на небольшое плато, перед нами предстали шестеро всадников с винтовками. Увидев нас, они угрожающе преградили нам путь. Их вид заправских военных не удивил меня, ведь командовал ими бывший армейский офицер.
