Светлана Поли - Ее Звали Карма

Седой старик в золотистой парчовой чалме сидел в темноте царских покоев за резным столом возле свечи и аккуратно выводил гусиным пером в свитке слово за словом.

«Эта история, случившаяся со мной в молодости, перевернула всё представление о мире души и заставила меня впоследствии посмотреть на внутренний мир человека иными глазами.

Сколь чуден этот невидимый для нас мир. Сколь непонятен и таинственен. Он как бездонный и безбрежный океан. И ты не знаешь, что можешь в нём отыскать. Там кроются и прекрасные создания нашей души, и самые тёмные и неприглядные, даже порой страшные тайны наших деяний. Там прячутся наши страхи и обиды, там мы лелеем наши мечты и фантазии. Там обитают и те неведомые сущности, которым, возможно, и никогда не суждено выплыть на свет и быть узнанными и понятыми.

А наше сердце…?

Я порой удивляюсь тому, сколько может вынести наше сердце?! В юности мы испытываем страсти такие, что, казалось бы, наше сердце не способно выдерживать колоссальные эмоциональные нагрузки. Но нет. А вот в старости даже от умиления у нас уже текут слёзы. Сердце изношено и не справляется с чувствами и эмоциями. Всё преходяще. Всё. Кроме неё. Она и теперь тайна для меня.

Эта тайна так и не поддалась мне, не открылась, не сдалась.

Женщина!

Как и прежде меня волнует неразрешимая загадка тайны женской души, её силы, неистовости и целеустремлённости, её жертвенности и жестокости одновременно. Как такое возможно, чтобы в одном человеке уживались столь противоречивые мысли и дела, чувства и порывы?

Я никогда не перестану удивляться этому удивительному созданию, женщине.

ОНА…

Она не просто вошла в мою жизнь, она ворвалась, влетела будто ястреб. Перевернула мою душу и так же стремительно улетела прочь, породив во мне иного человека.

Она явилась из неоткуда. И также исчезла в никуда. Она стала легендой, сказкой, грёзой, она стала моей бессмертной музой, моей болезненной мечтой. Она стала для меня богиней, такой же прекрасной и грозной, независимой и неуловимой, непреклонной и страстной.

Карма… Какое необычное и какое звучное говорящее имя».

Старик оторвался от письма, выпрямился, положил перо на резной стол и с романтической улыбкой загадочно посмотрел через открытое окно вдаль, на ночное звёздное небо и необозримый, подсвеченный Луной, простор равнин и холмов, рек и лесов, гор и морей. Туда вдаль, в прошлое…

По барханам шёл караван. Изнуряющее нещадно палило солнце. Вскоре песок сменили камни и выжженная земля. Пустыне не было видно ни конца, ни края.

Молодой раджа Нури, сидя на белом верблюде, мученически обливался потом и устало посматривал по сторонам в надежде отыскать вожделенный оазис.

Наконец, проводник бурно замахал руками и, что-то прокричав, указал пальцем вперёд. Вдалеке показалось долгожданное озеро, затерянное среди песков и скудной растительности.

Караван остановился на водопой. Погонщики слезли с верблюдов, сняли тюки, и животные, свободные от поклажи, подошли к воде.

Нури спрыгнул с верблюда и направился к проводнику.

— Далеко ещё? — поинтересовался он.

— Пять дней пути, всемилостивый господин, — ответил проводник. — Я обычно двенадцать дней трачу на весь переход.

— Скажи, впереди будет ещё вода?

— Нет, раджа, — поклонился тот.

— Что ж… Значит, нужно запастись ею здесь, — проговорил Нури, и отошёл к слугам, чтобы отдать приказания.

Отдохнув и сделав водные запасы, караван двинулся в путь, дальше на юг, к морю…

Солнце уже клонилось к закату, окрашивая мироздание в тёплые оттенки индийских сумерек.

Всматриваясь вдаль, Нури увидел там, в розовом свечении заходящего солнца, утопающий в зелени чудесный город с башенками и куполами. Сумерки спускались постепенно, густые, как везде на востоке.

Караван вошёл через главные ворота города под звуки серебряной трубы глашатая, известившего правителя Равинанду о прибытии чужеземных купцов.

Махараджа в это время занимался государственными делами. Выслушав просьбу рыбаков о защите их от разбоя пиратов, он дал согласие им помочь с условием, что за рыбу, пойманную свыше разрешенной царской нормы, они будут платить налог в казну города. Согласившись, рыбаки поклонились Махарадже и ушли. Как только те удалились, он нетерпеливо спросил у визиря:

— Уже известно, кто прибыл в наш город и зачем?

— О да, всемилостивый Махараджа, — ответил тот, поклонившись.

Белые резные двери, инкрустированные золотом, распахнулись и, поклонившись правителю, темнокожий слуга громко объявил:

— С нижайшим поклоном и почтением, с чистыми помыслами и щедрыми дарами Великого Махараджу приветствует благородный раджа Нурилал!

Махараджа добродушно улыбнулся и, поднявшись со своего кресла, изумительно вырезанного из сандалового дерева, направился встречать молодого друга, княжество которого находилось гораздо севернее его собственных владений.

Равинанде было чуть больше пятидесяти, тогда как Нури ещё не исполнилось и тридцати. Ещё с юности Равинанда был дружен с отцом Нури Махараджей Багалалом. Делить им было нечего, потому как общих границ не было, и две семьи уже в нескольких поколениях предпочитали поддерживать родственные отношения, обмениваясь детьми при заключении браков. Поэтому Нурилал рос, можно сказать, на глазах у друга семьи. Уже в детстве он показал себя смышлёным и самостоятельным, любителем искусств и путешествий, прослыл поборником справедливости. Нурилал много читал, писал песни и баллады, пристрастился к путешествиям и с караванами часто бывал в других приграничных княжествах, доходил до реки Инд, на северо-западе, и до Ганга, на востоке. Бывал в Средней Азии, добирался до Арабии. Вот и сейчас он возвращался из путешествия. Побывав в Багдаде и Дамаске, вез редкостные свитки и книги знаменитых поэтов и мудрецов.

Нури с двумя слугами вошел в просторную и хорошо освещенную залу и широко улыбнулся.

— О, Нури! Друг! — воскликнул Равинанда и протянул к нему руки, желая поскорее заключить в свои объятия. — Как я люблю, когда ты посещаешь меня! — он обнял Нури. — Я скорблю о кончине твоего отца. Мне будет не доставать его мудрости и степенности… Но я очень рад видеть тебя в полном здравии и в хорошем расположении духа. Ну вот, ты снова здесь…