что-то своему брату.
– Он говорит, – перевела Сара, – что вы будете стрелять им в спину.
– Скажите, что не буду. И что у них есть шанс спасти шкуру.
– Дверь открыта, сэр, – доложил сержант Рид.
Шарп повернулся к Виченте:
– Уберите стрелков с крыши. – Он понимал, что лишается огневой поддержки, и надеялся лишь на то, что французы не успеют воспользоваться моментом для атаки. Риск был, но в голове у него уже сформировалось что-то похожее на план, и этот план не сулил врагу ничего хорошего. – Сержант Харпер!
– Сэр?
– Отберите шесть красномундирников и шесть стрелков, и пусть поменяются мундирами.
– Поменяются мундирами?
– Вы что, не слышали? Выполняйте! Когда первая шестерка будет готова, переоденьте еще шестерых. Когда будут готовы, пусть наденут ранцы. – Шарп повернулся к лежащим посреди комнаты раненым. – Мы выходим, а вы останетесь здесь. – Заметив тревогу на лицах солдат, он добавил: – Не беспокойтесь, французы вас не тронут. – (Британцы всегда заботились о раненых французах, и те поступали так же.) – Но и с собой они вас не возьмут, так что когда заварушка закончится, мы за вами вернемся. А вот отобрать ценности лягушатники могут. Поэтому, если у кого что есть, отдайте другу на хранение.
– Что вы собираетесь делать, сэр? – спросил один из раненых.
– Помочь полку. А потом приду за вами. Обещаю. – Шарп посмотрел на стрелков, неохотно натягивающих на себя линялые красные мундиры. – Поживей! – бросил он, и в этот момент охранявший пленных Перкинс вскрикнул от боли.
Шарп обернулся, подумав, что парня зацепила влетевшая через окно случайная пуля, но увидел совсем другую картину: освобожденный от пут Феррагус сбил с ног Перкинса, а остальные солдаты, боясь попасть в своих в тесной комнате, не решаются стрелять.
Феррагус, с перекошенной злобой физиономией, пошел на Шарпа.
* * *
Вольтижеры сосредоточились к западу и северу от полка. К югу их осталось немного, к востоку, где долину затопило, французов не было вовсе. Кавалерия держалась поблизости, за спинами вольтижеров, выжидая подходящего для атаки момента. Пока стрелки находились слишком далеко, чтобы причинить британцам серьезный урон, но потери все же росли, и центр каре медленно заполнялся ранеными. От артиллерии помощи было мало: по мере того как вольтижеры сближались с полком, пушкари все больше осторожничали, боясь попасть по своим.
– Не уверен, сэр, что мы сумеем теперь добраться до фермы, – заметил майор Форрест, подъезжая к Лоуфорду.
Полковник не ответил. Замечание Форреста следовало понимать так, что от попытки спасти легкую роту следует отказаться. Путь на юг, к форту, оставался открытым, и полк еще мог отступить на прежние позиции. Французы посчитали бы такой исход боя своей победой, но по крайней мере полк был бы спасен. Конечно, легкая рота будет потеряна, о чем можно только пожалеть, и все же лучше потерять одну роту, чем все десять.
– Огонь определенно слабеет, – добавил Форрест, имея в виду, конечно, не вольтижеров, а защитников фермы.
Лоуфорд обернулся – майор был прав, стрельба у осажденного дома прекратилась, дым почти рассеялся. Судя по тому, что группа французов по-прежнему пряталась за амбаром, его люди еще удерживали сам дом, но в целом ситуация подтверждала слова Форреста. Сопротивление стрелков практически прекратилось.
– Бедняги, – пробормотал полковник.
В какой-то момент Лоуфорд подумал было, что, может быть, им удастся прорваться к ферме через болото, но, понаблюдав за барахтавшейся в топи лошадью, которой никак не удавалось выбраться на сухое место, отказался от этой мысли. Несчастное животное выкарабкалось-таки на твердую почву и теперь стояло там, дрожа от страха. Оказаться на ее месте… Полковник поежился и понял, что должен принять какое-то решение.
– Надо забрать раненых, – сказал он Форресту. – Назначьте людей.
– Уходим?
– Боюсь, что да, Джозеф. Боюсь, что да…
Лоуфорд не успел договорить, потому что пуля ударила Молнию в правый глаз и лошадь с диким ржанием встала на дыбы. Полковник отбросил стремена и выпал из седла, а Молния, ударив копытами воздух, завалилась на спину. Падение получилось тяжелое, но ему удалось отползти на безопасное расстояние. Лошадь попыталась подняться, ноги не слушались ее. Подбежавший с пистолетом денщик остановился в нерешительности.
– Давай же, стреляй! – крикнул полковник.
Глаза у Молнии были белые, окровавленная голова билась о землю, и денщик никак не мог прицелиться. Подоспевший майор Лерой наступил животному на шею, выхватил у денщика пистолет и выстрелил бедняжке в лоб. Лошадь еще раз дернулась, по телу прошла судорога, и Молния затихла. Лоуфорд выругался. Лерой отдал денщику пистолет и вернулся на место. На его сапогах блестела свежая кровь.
– Распоряжайтесь, майор, – бросил Лоуфорд, чувствуя, как подступают к глазам слезы.
Такая великолепная лошадь. Он приказал денщику снять седло и отступил, наблюдая за тем, как солдаты поднимают с земли раненых, как встают те, кто еще мог идти, как разворачивается, готовясь к отступлению, полк. Все происходило до боли медленно. Из-за угрозы кавалерийской атаки маневрировать приходилось в плотном строю, двигаться осторожно, как будто боком. Французы, увидев, что неприятель отступает на юг, зашумели, закричали и придвинулись ближе. Больше всего они хотели сейчас прикончить красномундирников и вернуться на свою сторону долины – с пленными, трофейным оружием, добычей и, самое главное, с двумя полковыми знаменами.
Подняв голову, Лоуфорд посмотрел на побитые пулями стяги. Может, снять полотнища и сжечь? Нет, это уже паника. Он вернется на позиции. Да, Пиктон будет в ярости, другие полки не преминут посмеяться над неудачниками, зато Южный Эссекский сохранится, а это главное.
Путь назад был свободен, потому что полк касадоров подтянулся ближе к союзникам. Французы, получив отпор со стороны португальских стрелков, сосредоточились на красномундирниках, так что теперь касадоры имели возможность прикрывать Южный Эссекский справа и расчищать дорогу на юг. Туда же потянулась и кавалерия, вынудив португальцев перестроиться в каре. Двигаться дальше французы не решались из-за непрекращающегося артиллерийского обстрела, а потому отошли к середине долины. Еще двести-триста ярдов, размышлял Лоуфорд, и французы прекратят преследование и отступят, утешая себя захватом фермы. Он еще
