— Ранил Морвеля и убил двух стражей?! Это невозможно.
— Как? Вы сомневаетесь в его храбрости, мадам?
— Нет, я только говорю, что Ла Моль не мог быть у вас.
— Почему же он не мог быть у меня?
— Да потому что… потому что… он был в другом месте, — смущенно ответила Маргарита.
— A-а! Если он может доказать свое алиби — тогда другое дело, — сказал Генрих. — Он просто скажет, где он был, и вопрос будет исчерпан.
— Где он был?! — с волнением повторила Маргарита.
— Конечно… Сегодня же он будет арестован и допрошен. К сожалению, против него имеются улики…
— Улики! Какие же?
— Человек, оказавший такое отчаянное сопротивление, был в вишневом плаще, — ответил Генрих.
— Да, такого плаща нет ни у кого, кроме Ла Моля… хотя мне известен и другой человек…
— Мне тоже… Но вот что получается: если у меня в спальне был не Ла Моль, то, значит, это был другой обладатель вишневого плаща. А вы знаете, кто он…
— Боже мой! — воскликнула Маргарита.
— Вот где наш подводный камень! Ваше волнение, мадам, доказывает, что вы тоже его видите. Поэтому поговорим о вещи, самой завидной в мире, — о престоле и… о самом драгоценном благе — о своей жизни… Если арестуют де Муи — мы погибли!
— Я понимаю.
— А граф де Ла Моль никого не может подвести, — продолжал Генрих, — если только вы не считаете его способным выдумать какую-нибудь небылицу: вдруг скажет, например, что он был там-то с дамами… да Бог его знает что…
— Если вы опасаетесь только этого, — ответила Маргарита, — то можете быть спокойны… он этого не скажет.
— Вот как! — сказал Генрих. — Ничего не скажет, даже если ему будет грозить смерть?
— Не скажет.
— Вы уверены?
— Ручаюсь.
— Значит, все складывается к лучшему, — сказал Генрих, вставая.
— Ваше величество, вы уже уходите? — с волнением спросила Маргарита.
— Да. Все, что мне надо было вам сказать, я сказал.
— А вы идете к…
— Постарайтесь вывести всех нас из того опасного положения, в которое поставил нас этот дьявол в вишневом плаще.
— О, Боже мой! Боже мой! Бедный юноша! — горестно воскликнула Маргарита, заломив пальцы.
— Этот милый Ла Моль воистину очень услужлив, — заметил Генрих, уходя.
Карл IX вернулся домой в самом веселом расположении духа; но после десятиминутного разговора с матерью можно было подумать, что свое раздражение и свою бледность она передала сыну, а его радостное настроение взяла себе.
— Ла Моль?! Ла Моль! — повторял Карл. — Надо вызвать Генриха и герцога Алансонского. Генриха — потому что этот молодой человек был гугенотом; герцога Алансонского — потому что Ла Моль у него на службе.
— Что ж, сын мой, позовите их, если хотите. Боюсь только, что Генрих и Франсуа связаны друг с другом больше, чем может показаться. Допрашивать их — только возбуждать в них подозрения; было бы надежнее подвергнуть их искусу не спеша, в течение нескольких дней. Если вы, сын мой, дадите преступникам вздохнуть свободно, если вы укрепите в них мысль, что им удалось обмануть вашу бдительность, то, осмелев и торжествуя, они дадут вам более удобный случай поступить с ними сурово; и тогда мы все узнаем.
Карл в нерешительности ходил по комнате, стараясь отделаться от чувства гнева, как лошадь от удил, и судорожным движением руки хватался за сердце, раненное подозрением.
— Нет-нет, — сказал он наконец, — не стану ждать. Вы не понимаете, каково мне ждать, когда я чувствую кругом себя присутствие каких-то призраков. Кроме того, все эти придворные франтики наглеют день ото дня: сегодня ночью двое каких-то дамских прихвостней имели дерзость сопротивляться и бунтовать против нас!.. Если Ла Моль невинен — очень хорошо; но я желал бы знать, где он был этой ночью, когда в Лувре избивали мою стражу, а меня били в переулке Клош-Персе. Пусть позовут — сначала герцога Алансонского, а потом Генриха: я хочу допросить их порознь. Вы можете остаться здесь.
Екатерина села. При незаурядном уме королевы-матери, всякое обстоятельство, как будто и далекое от ее цели, могло так быть повернуто, что повело бы к осуществлению ее замыслов.
Вошел герцог Алансонский. Разговор с Беарнцем подготовил его к предстоящему объяснению, и он был спокоен.
Все его ответы были очень определенны. Так как мать приказала ему не выходить из своих покоев, то он ровно ничего не знает о ночных событиях. Но его покои выходят в тот же коридор, что и покои короля Наваррского, поэтому он кое-что слышал: сначала уловил звук, похожий на взламывание двери, потом — ругательства и, наконец, выстрелы. Только тогда он осмелился приоткрыть дверь и увидел бегущего человека в вишневом плаще.
Карл и Екатерина переглянулись.
— В вишневом плаще? — спросил король.
— В вишневом, — подтвердил герцог Алансонский.
— А этот вишневый плащ не вызывает у вас подозрений в отношении кого-нибудь?
Герцог Алансонский напряг всю свою волю, чтобы ответить как можно естественнее:
— Должен признаться вашему величеству: мне сразу показалось, что это плащ одного из моих дворян.
— А как зовут этого дворянина?
— Граф де Ла Моль.
— А почему же этот граф де Ла Моль был не при вас, как этого требовала его должность?
— Я отпустил его, — ответил герцог.
— Хорошо. Ступайте, — сказал Карл.
Герцог Алансонский направился к той двери, в которую входил.
— Нет, не сюда, — сказал Карл, — вон в ту. — И он указал на дверь в комнату кормилицы.
Ему не хотелось, чтобы герцог встретился с Генрихом Наваррским. Карл не знал, что зять и шурин виделись, — хотя и недолго, но этого было достаточно, чтобы они согласовали свои действия…
Вслед за герцогом, по знаку Карла, впустили Генриха.
Генрих не стал ждать допроса и заговорил сам:
— Сир, очень хорошо, что ваше величество за мной послали, потому что я сам уже собрался идти к вам и просить вашего суда.
Карл нахмурил брови.
— Да, суда, — повторил Генрих. — Начну с благодарности вашему величеству за то, что вчера вечером вы взяли меня с собой; теперь я знаю, что вы спасли мне жизнь. Но что я такое сделал? За что меня хотели убить?
— Не убить, — поспешно сказала Екатерина, — а арестовать.
— Пусть будет — арестовать, — ответил Генрих. — Но за какое преступление? Если я в чем-нибудь виновен, то я виновен в этом и сегодня утром так же, как был виновен вчера вечером. Сир, скажите, в чем моя вина?
Карл, не зная, что ответить, посмотрел на мать.
