Хендрик вернулся в туалет и стал выворачивать винты, стараясь не задевать древесину и не оставлять никаких следов. Он вывернул все восемь винтов, снял раму и отложил в сторону.
Он дождался, пока поезд повернул направо, определяя это по центробежной силе, с какой тело отзывалось на повороты, и тогда выглянул в открытое окно. Поезд отворачивал в сторону, первые вагоны с рекрутами и товарные вагоны скрылись за поворотом. Хендрик высунулся из окна и посмотрел вверх.
Вдоль края крыши проходила водозащитная окантовка. Хендрик вытянул руки, ухватился за край и нашел опору. Подтянулся и всей тяжестью повис на руках: в окне туалета оставались только его ноги, остальное тело оказалось снаружи. Хендрик приподнялся еще выше, так что глаза оказались вровень с краем, запомнил наклон и расположение крыши, потом снова опустился и вернулся в туалет. Снова приложил раму с сеткой к окну, но лишь чуть завернул винты и вернулся на свое место в вагоне.
Рано утром белый надсмотрщик и два его помощника с тележкой прошли по вагону. Дойдя до Хендрика, надсмотрщик беззлобно улыбнулся.
– Теперь ты прекрасен, каффир. Черным девушкам понравится целовать этот рот. – Он повернулся и обратился к молчаливым людям на скамьях: – Если кто-то из вас хочет стать красивым, дайте мне знать. Я помогу. Бесплатно.
Перед наступлением темноты помощники вернулись, чтобы забрать миски.
– Завтра вечером мы будем в голди, – сказал один из них Хендрику. – Там белый врач займется твоими ранами. – На его бесстрастном черном лице было заметно легкое сочувствие. – Неразумно было сердить Шайелу, надсмотрщика. Ты получил хороший урок, друг. Вы все хорошо запомните этот урок.
Он вышел из вагона и закрыл дверь.
На закате Хендрик выглянул в окно. За четыре дня пути местность совершенно изменилась, теперь они находились на плато высокого вельда. Трава была светло-коричневая, обожженная злым зимним морозом, красная почва изрезана донгами – эрозионными ущельями и разделена колючей проволокой на геометрически правильные участки. Одинокие фермы казались заброшенными в открытом вельде, над ними, как часовые, стояли стальные ветряные мельницы, тощий скот был длиннорогим и пестрым: рыжим, черным, белым.
У Хендрика, который всю жизнь провел в бескрайних ненаселенных просторах, эти изгороди вызывали удушье. В таком месте невозможно было не видеть других людей и результаты их деятельности, а деревни, мимо которых они проезжали, были расползшимися, как Виндхук, самый большой город, какой он только мог представить.
– Подожди, увидишь голди, – сказал Мозес, когда снаружи наступила тишина и люди вокруг взялись устраиваться на ночь, закутываясь в одеяла, потому что в открытые окна дуло холодом высокогорного вельда.
Хендрик ждал. Белый надсмотрщик сделал первый обход вагонов; когда он посветил фонарем Хенрику в лицо, тот не стал притворяться, будто спит, только слепо помигал в луче света. Надсмотрщик вышел и закрыл за собой дверь.
Хендрик неслышно встал. Напротив в темноте шевельнулся Мозес, но ничего не сказал. Хендрик быстро прошел по проходу и заперся в туалете. Он живо вывернул винты и снял раму. Прислонил ее к стенке и высунулся в окно. Холодный ночной ветер ударил по голове, и Хенрик зажмурился, защищаясь от горячей сажи, летевшей из трубы паровоза; частицы сажи били его по щекам и лбу, когда он поднял руки и ухватился за окантовку на краю крыши.
Потом аккуратно подтянулся, рывком перевалился половиной тела через край крыши и вытянул руку. Нашел посередине выпуклой крыши решетку вентилятора, подтянулся еще дальше и целиком выбрался на крышу.
Он немного полежал, отдуваясь, закрыв глаза, пытаясь справиться с тупой болью в голове. Затем он встал на колени и стал пробираться к переднему концу крыши.
Ночное небо было ясным, землю, серебристую от лунного света, покрывали голубые тени, ветер ревел над головой. Хендрик встал и уравновесил тело на раскачивающемся и дергающемся вагоне. Широко расставив согнутые в коленях ноги, он двинулся вперед. Предчувствие опасности заставило его поднять голову; он увидел, что из темноты на него несется что-то темное, бросился ничком на крышу и прижался к ней. Над ним пролетела стальная рука одной из железнодорожных водонапорных башен. Секундная задержка стоила бы ему головы. Хендрик зябко вздрогнул, потрясенный близостью смерти. Через минуту он снова собрался с духом и продолжил пробираться вперед, не поднимая головы выше чем на несколько дюймов. Наконец показался передний край крыши.
Хендрик лег на живот, расставив руки и ноги, и осторожно выглянул за край. Под ним соединялись балконы вагонов, расстояние от них до крыши примерно равнялось длине его руки. Когда поезд проходил по изгибам ветки, непосредственно под Хендриком соприкасались подножки вагонов. Всякий, кто переходил из вагона в вагон, поневоле оказался бы прямо под тем местом, где лежал Хендрик. Он довольно хмыкнул и оглянулся.
Сразу за ним, за его вытянутым телом, находилась решетка вентиляции. Хендрик отполз назад, выдернул из брюк тяжелый кожаный ремень и пристегнул его пряжкой к решетке, сделав петлю, в которую просунул одну ногу по щиколотку.
Потом снова вытянулся на крыше. Одна его нога была прочно прикреплена к решетке. Хендрик опустился в пространство между вагонами и сумел дотянуться до верхнего края ограждения балконов. В месте перехода от одного балкона к другому вверху была укреплена электрическая лампа в проволочной сетке, поэтому все пространство внизу было ярко освещено.
Хендрик отступил и лег на крышу, над краем вагона виднелись только его лоб и глаза. Но он знал, что лампа ослепит всякого, кто посмотрит вверх, в промежуток между вагонами, и потому приготовился ждать, как леопард на дереве над водопоем.
Прошел час, потом другой, но Хендрик мог судить о времени только по медленному движению звезд в ночном небе. Мышцы затекли, он замерз, холодный ветер бил по незащищенному телу, но Хендрик стоически переносил это, ни разу не позволив себе задремать или утратить сосредоточенность. Ожидание – всегда главная часть охоты, игры в смерть, и в прошлом он сотни раз играл в эту игру.
Неожиданно сквозь стук колес и мерный лязг поезда на стыках он услышал звон стали и звяканье ключей в замке под собой и приготовился.
Человек переступит с подножки на подножку быстро, не захочет ни на миг дольше необходимого задерживаться в этой опасной позиции. Хендрику нужно быть еще проворнее.
Он услышал, как дверь отъехала назад и ударилась о косяк. Снова повернулся ключ в двери, и на мгновение под Хендриком появилась голова белого надсмотрщика.
