– Ох и дошутится у меня светлейший граф! – в сердцах обещаю я. – Рано еще, Егорка, про парад думать. Нам еще султана отловить надо…
– Сбежал все-таки, собака турецкая? – изумляется Филимон. – Ничего – Сергей Илларионович его быстро поймает!
– Нет, Филя, князь на данном ТВД еще не развернулся. Вот попозже, когда начнем здесь мирную жизнь налаживать…
– Значит, Виталий Платонович со своими ребятами! – вставляет Шелихов. – Они все тылы облазили, каждый день по «языку» приводили, да не солдат, а сплошь офицеров – стало быть, места такие знают, где турки-то в больших чинах водятся…
…Альбертыч появился в моем поезде, как обычно, то есть без предупреждения, без пароля, без пропуска и чуть не сломав Егорке руку. Вместе с ним прибыли трое увешанных оружием парней с глазами профессиональных убийц и таким выражением лиц, которые могли бы вызвать приступ диареи даже у Николая Валуева, – бойцы спецназа ГРУ, набранные из стальградских дружинников. Для человека с более слабыми, нежели у меня, нервами эта делегация могла бы стать причиной сердечного приступа с летальным исходом.
Политов-старший отставил в сторону «Бердыш», взмахом руки отпустил своих головорезов и без приглашения уселся на диван, закинув ногу на ногу.
– Твое Величество, пожрать ничего не найдется? – покачивая носком пыльного сапога, хрипло спросил глава разведки.
– Сейчас распоряжусь. А с чем пожаловал, Влади… – тьфу ты, пропасть! – Виталий Платонович?
– Так это… – Владимир Альбертович рывком придвинул к себе блюдо с копченым фазаном и принялся деловито запихивать в себя кусок за куском.
– Ну, не тяни, Альбертыч. Потом отъешься. Чего приперся-то?
– Так это, Величество, – Целебровский проглотил последний кусок, – ты Абдул-Хамида заказывал?
– Вы что, охренели?! Исполнили, что ли, султана?! Я, блин, не заказывал, а приказывал. Приказывал захватить султана Абдул-Хамида Второго в плен, живого и невредимого!
– Ну а я чего говорю? Заказывал – получи…
По его приказу хмурые спецназовцы внесли в салон-вагон тюк, свернутый из пыльного ковра, перетянутого ремнями. В моем мозгу мелькнула очумелая мысль: «Они султана в таком виде приволокли?! Обалдели вконец!» Бойцы небрежно вытряхнули пленника на пол. Повелитель Блистательной Порты, немолодой, лет под пятьдесят, мужик, держался исключительно на остатках гордости – не стонал, вообще не издавал звуков, вот только встать самостоятельно не смог. Спецназовцы рывком поставили страдальца на ноги, но он, постояв секунд пять, беззвучно упал – ноги не держали. Один из парней уже сделал замах, чтобы хорошенько пнуть поверженного владыку, но я остановил его. Неловко как-то месить сапогами поверженного противника. Кликнул своих ребят. Лейб-конвойцы все-таки смогли установить пленника в вертикальное положение.
– Жалеешь, небось, что Крит не отдал? – с усмешкой спросил я и, спохватившись, повторил вопрос по-французски.
Султан захрипел и потерял сознание, обмякнув на руках державших его лейб-конвойцев.
– Унесите! – приказываю своим парням. – Окажите медицинскую помощь! Накормите, напоите, переоденьте! Чтобы к завтрашнему дню он был как огурчик – ему еще капитуляцию подписывать. Да и на параде придется поприсутствовать – привяжем его к бамперу броневика…
Целебровский весело фыркнул.
– Альбертыч! Кто до такого способа транспортировки додумался? Вы ведь его чуть не уморили, черти! Но все равно – молодцы!!! Сверлите дырочки под ордена! Тебе, Альбертыч, Андрея Первозванного!
– Да ладно, государь, не за ордена воюем! – Политов-старший устало махнул рукой и откинулся на спинку дивана. Его лицо вдруг неуловимо быстро разгладилось – Владимир Альбертович, исполнив свой долг, мгновенно заснул.
Один из его бойцов коротко сообщил, что Целебровский не спит уже четвертые сутки, после чего снял с себя нечто камуфляжное, напоминающее пончо, и заботливо укрыл командира. Я смотрю, все тут начинают собственным ближним кругом обзаводиться…
Абдул-Хамид, бывший султан бывшей Блистательной Порты
Утром, как обычно, в спальню, осторожно ступая мягкими войлочными туфлями, вошел Керим. Низко поклонился и почти шепотом произнес:
– Солнцеподобный, утро уже настало, и тебя ожидают великие дела.
От этих слов Абдул-Хамид поморщился. Все его «великие дела» сводились теперь к чтению нескольких газет на французском и английском языках, а также одной газеты, издаваемой специально для турецких военнопленных на турецком языке. Русского языка он не знал, вернее – знал, но не в той мере, чтобы читать газеты на языке этих… этих…
Экс-султан замялся, подыскивая нужное слово, но так и не нашел. Порождения шайтана? Да сам шайтан убежал бы, поджав в ужасе хвост, от этих… Всего полгода тому назад он читал истерические доклады с фронтов о том, что вытворяют с его войсками новые чудовищные пушки, бронированные самоходные пулеметы, просто пулеметы. Несколько раз в донесениях сообщалось о последних, отчаянных штыковых боях на развалинах опорных пунктов и узлов обороны, когда аскеры – его аскеры! – утратившие уже страх перед смертью и инстинкт самосохранения, вставали навстречу русским гренадерам или армянским ополченцам с единственной целью – умереть, прихватить с собой как можно больше противников.
Но чаще докладывали о другом. О том, как его войска бегут, бросая оружие, бегут, спасая свои жалкие никчемные жизни, поднимают руки перед численно меньшим противником. Сначала он метался, точно тигр в клетке дворцового зверинца, писал указы, угрожал своим генералам всеми возможными карами, требовал остановить гяуров. Но даже казнь нескольких командиров дивизий и одного командира корпуса ничего не смогла изменить.
А потом случилось то, чего не могло случиться вообще никогда. В одном-единственном скоротечном и страшном морском бою в Мраморном море его союзники-англичане были разбиты наголову. Он был еще совсем ребенком, когда случилась трагедия в Синопе, но прекрасно помнил, какой ужас воцарился во дворце, когда Яхья-бей[208] принес весть о гибели эскадры Осман-паши. Но тогда можно было рассчитывать на помощь союзников, которые должны были прийти и дать окорот неверным, дерзнувшим вознести меч над Блистательной Портой, хранительнице заветов Пророка, а тут… Те самые союзники, повелители морей, даже не смогли убежать, как сделали его трусливые аскеры. Они погибли, словно нечестивые хашишины, сами бросившись на услужливо подставленный клинок…
Абдул-Хамид помотал головой, отгоняя тяжелые мысли, поднялся, позволил себя одеть и, тяжело приволакивая ногу из-за очередного приступа подагры, пошел к завтраку. Здесь суетился второй его слуга, Мустафа. Он уже выставил на низкий столик большой чайник, блюдо с ароматным пловом, миску со сливками и свежие лепешки. Тяжело вздохнув, бывший повелитель бывшей великой державы, а ныне – просто тучный, нездоровый мужчина, уселся на корточки перед завтраком.
