— Вот это баба! Сиськи что надо. Я бы ее…
— Господи, прости! — воскликнул Патий и стремглав выбежал из кельи, едва не опрокинув стол.
— Имей же совесть, Петрей! — произнес Феликс, недовольно покачав головой.
— На этой фреске, как я тебе уже говорил, и не раз, изображена святая Бландина, покровительница Лугдуна, чьим именем названа церковь, в которой мы с тобой и остановились.
— Да мне-то что? Голая баба, она и есть голая баба.
— Чтоб ты знал, ее жестоко замучили язычники. Сначала ее клали на раскаленные угли, а потом в ивовой корзине бросили зверям, и они терзали ее плоть. И только когда на теле святой мученицы не осталось уже живого места, язычник зарезали ее, видя, что Бландина не отречется от веры Христовой даже под самой зверской пыткой.
— Ага. Веселые у вас бабы. Ну и ладно, главное, что этот твой друг нас в покое оставил.
Феликс с подозрением поглядел на центуриона.
— Постой-ка… Да ты ведь и не пьян вовсе!
— Точно. Вернее, пьян, но не сильно.
— Зачем тогда ты, во имя всех святых, устроил этот цирк?! Наш добрый хозяин Патий был просто в ужасе от твоих слов!
— Вот и хорошо. Не верю я этому святоше.
— Не стоит бросаться такими словами, Петрей. Патий — мой добрый друг и славный римлянин.
— Конечно. Один твой «добрый друг» уже чуть было не отправил нас всех в Элизий. Второго мне не надо. А этот Патий… Он либо продался бургундам, либо просто непроходимый дурак. Ни то, ни другое нам ни к чему не нужно.
— Где это ты набрался подобных сведений? В кабаках, тавернах и лупанарах?
Там, кажется, ты проводишь все свое время?
Петрей наклонился и принялся расшнуровывать калиги:
— Этот ты верно заметил, жрец. Провожу. В кабаках. В тавернах. В лупанарах. И не один. А с моими хорошими друзьями бургундами…
Феликс поняв, куда он клонит, стал внимательно слушать. Петрей, между тем, стащил сначала одну калигу, потом другую и не спеша разместился на ложе.
— Так вот, жрец, — сказал он. — Один раз я ошибся. Из-за меня там, на юге погибли наши солдаты. Слухи до Лугдуна уже дошли. Второй раз я не ошибусь. И я не вернусь к Крассу, пока не сделаю все, что можно для нашей победы.
Дай-ка выпить.
Феликс наполнил кружку и протянул центуриону. Тот приподнялся на локте, отпил и вдруг громко фыркнул, едва не обрызгав священника.
— Вода?! Сам пей эту гадость! Хорошо, что я прихватил с собой мех доброго вина.
Он снова сел, развязал мех и принялся пить. Его кадык так и ходил под кожей.
— Уфф… — Петрей утер губы и снова растянулся на ложе. — Денек был…
Значит так, люди Гундиоха болтают, что воевать с римлянами они, вроде, не собираются. Пока что. Но слушок один до меня дошел. Кое-кто из моих новых друзей под большим секретом поведал, что скоро должны зашевелиться северные варвары — алеманны. А зашевелятся они не просто так. К ним едут особые послы, от кого — неизвестно. То ли от Эвриха, то ли еще от кого. Я этим делом заинтересовался, узнал, что посольство вчера прибыло в Лугдун, и Гундиох с их главным встречался. Это некий германец именем то ли Онульф, то ли Хунульф. Он везет на север богатые дары и следует в Аргенторат. Еще я узнал, что алеманны сильны, их опасаются и сами бургунды, а потому Гундиох будет очень рад, если эти варвары двинут в Италию. Говорят, у них пятьдесят тысяч мечей.
— Алеманны нападут на Италию? Но это ужасно! Кто отправил к ним этого человека? Говоришь, он германец? Не Эврих ли за ним стоит?
— А Эвриху служат греки?
— Что?
— Греки, говорю. Появился тут один… Деньгами сорит. И вроде как он с этим путешествует, с Хунульфом. Сегодня ночью мой бургундский друг обещал нас познакомить. Не за так разумеется. Так что готовь монеты, жрец.
— За этим дело не станет, но послушай, Петрей, если все обстоит так, как ты говоришь, не должны ли мы предупредить императора? И Красса?
— Неплохо бы было. Послать только вот некого. Проклятый Фульциний — чтоб у него хер отвалился! Хотя… Один раз мы уже обосрались. С бургундами. Теперь я хочу сначала сам во всем убедиться. Если сегодня все выгорит — можешь собираться домой. А если нет… В общем, не нравится мне этот Хунульф. И кажется мне, ждет нас с тобой дорога в Аргенторат.
— К алеманнам?! Господи помилуй!
Петрей усмехнулся своей страшной ухмылкой, а шрам на его щеке стал совсем багровым.
— Посплю маленько. А то ночь, чую, бурная будет. Как стемнеет, разбудить не забудь, жрец.
Феликс горестно покивал головой. Рука его потянулась к кувшину, но, вспомнив про мех с вином, святой отец передумал. Когда он развязал бурдючок, келью уже наполнял могучий храп центуриона. До темноты оставалось около часа.
Петрей втянул носом свежий ночной воздух. Пахло жареной рыбой, отбросами и конским навозом. Плотнее запахнувшись в плащ и заодно проверив, свободно ли выходит из ножен меч, центурион двинулся в сторону Старого Форума.
Его путь пролегал среди заброшенных, а кое-где и полуразвалившихся зданий.
Тут и там на дороге встречались выбоины, видно было, что о ней давно уже никто не заботится. Древняя столица Галлии знавала лучшие времена, но сейчас большинство жителей покинули ее сердце — Железный холм, на котором располагались великолепные некогда дворцы, театры, фонтаны и храмы, а также знаменитый на всю Империю Амфитеатр Трех Галлий. Ныне все это было забыто и медленно разрушалось от времени. Ночная тьма лежала на старинных кварталах Лугдуна. Свет виднелся лишь внизу, в долине Родана, где теперь обитали граждане города, да на двух холмах, что ближе к Саоне — там возвышались сторожевые башни, занятые бургундским гарнизоном.
Время от времени навстречу попадались темные фигуры — рабы, спешившие с запоздалым поручением хозяев да парочки, ищущие уединения среди молчаливых камней старого города. Петрей спускался с холма нетвердым шагом гуляки, не теряя однако бдительности. В этот час запросто можно было нарваться на любителей пошарить в чужих кошельках — никакой ночной стражи при бургундах в городе не водилось и всевозможные темные личности чувствовали себя здесь вполне вольготно. Впрочем, то ли потому, что Петрей не производил впечатления того, кто готов безропотно расстаться с деньгами, то ли еще почему, до таверны со скромным названием «Звезда Галлии» он добрался без происшествий.
Таверна эта находилась на первом этаже старого здания, построенного, как говорили, еще во времена Константина Великого. Ее хозяин уверял всех, что построил «Звезду» дед его деда, и он же стал первым владельцем самой знаменитой таверны Лугдуна. С тех пор старший сын рода Лутациев неизменно получал в наследство звание нового хозяина «Звезды» после того как прежний отходил в мир иной. Впрочем, так это было или не так, никого особенно не заботило. Гораздо важнее было то, что у Лутация подавалось действительно лучшее в Лугдуне вино, его повар-раб готовил лучшее в Лугдуне жаркое, а при таверне, на втором этаже, располагался лучший в Лугдуне лупанар.
