— А ежели он тебе прикажет удушить меня, ты тоже исполнишь волю его?
— Что ты такое говоришь?! Пожалей меня, старуху. Ведь князюшка не пощадит меня, коли я упущу тебя. Что я могу поделать? Не убивайся так. Вот, поешь, золотко. Покуда батюшка запрет не сымет, сидеть тебе здесь, моя милая, — нянька погладила Катерину по голове.
По щекам княжны поползли слезы. Она поднялась с пола и присела у окна.
— Поешь, милая, — упрашивала женщина.
— Не буду. Лучше сгинуть.
— Не упрямься. Никто не увидит твоих терзаний, Катерина. Ничего путного не придет на пустое брюхо. Поешь. Тут и смородинка, и яблочки. Погляди: и хлебушко прямо из печи, и крынка молока прямо из-под коровы, и мед липовый, — проговорила Евдокия и вышла, снова закрыв дверь на замок.
— Берджу-у… — простонала Катя в темноту. Потом соскочила и, подбежав к двери, стала барабанить в нее кулаками.
— Отворите! Выпустите меня отсюда! Выпустите!
— Успокойся, Катерина! Усмири пыл свой. Не велено выпущать тебя на волю. Не велено. Смирись и утихни! — раздался голос Евдокии за дверью.
Княжна прижалась щекой к дубовой двери и беспомощно сползла на пол; закрыла лицо руками и, продолжая сидеть у двери, разрыдалась, вздрагивая всем телом.
Берджу также не сумел вырваться. Еще задолго до гуляния он начал собираться, но мать остудила его пыл.
— Сынок, ты бы помог мне…
— Что, матушка?
— Нужно шерсть вычесать.
— М-м, — задумался парень. — Да-да, хорошо.
Парама вытянула из-за шторы огромную корзину. Увидев это, сын сразу же поник. Но, тяжело вздохнув, стал быстро орудовать руками, изредка поглядывая в окно.
— Ты торопишься куда?
— Да нет… — отмахнулся юноша.
— Не торопись, там еще две таких корзины, — успокоила мать.
— Что?! Но…ведь нынче скачки…
— Помоги матери: я одна не управлюсь.
— Да, матушка… — совсем расстроился Берджу. — А…можа это завтре сподручнее переделать, а? — умоляюще, с надеждой в глазах, спросил он.
— Да кабы так…А то ведь это нужно нынче завершить, потому как к завтрему все должно быть готово.
Берджу безнадежно опустил голову и продолжил выполнять работу теперь медленно и безразлично…
* * *
Рассвет Катерина встретила у окна. Дверь тихонько отворилась, и в опочивальню вошла Евдокия.
— Почто голубка моя поднялась в такую рань? — удивилась нянька и тут заметила неразобранную постель. — Да ты никак и вовсе не ложилась?! — всплеснула она руками. — Девонька моя, почто изводишь-то себя так? Да государь-батюшка ужо снял наказание-то.
— Няня, — Катерина обняла женщину и заплакала.
— Что стряслось? Отчего же страдает моя маленькая княжна? Ну? — она заглянула в заплаканные глаза девушки.
— Не хочу я замуж за боярина. Не хочу, няня.
— Смирись, дочка. Супротив отца нельзя идти. Грех это. Ты знатного роду, и мужа надобно тебе равного…
— Сил моих боле нет…
— На все Божья воля, голубушка.
— Никто, никто не понимает меня! Тошно мне! Свет белый не мил…Ня-
ня-я, — она уткнулась лицом в жилетку Евдокии и заплакала.
— Что же я могу сделать для тебя, радость моя?
Катерина вмиг перестала плакать и подняла на нее покрасневшие глаза.
— Ты же знаешь Берджу? — шмыгала носом Катя, стирая слезы.
— Да как же мне не знать-то его.
— Погоди…
Княжна соскочила со скамьи, достала кусок бересты и, нацарапав стилом несколько слов, отдала свернутое послание Евдокии.
— …Вот, снеси ее Берджу. Дождись, покуда он один будет, и отдай ему. Только пущай сразу даст ответ. Уразумела?
— Ой, княжна, — с укоризной покачала головой старая женщина. — Уразумела я, уразумела.
— А где горница его, знаешь?
— Знаю, милая, — невесело ответила нянька и вышла.
Берджу сидел возле корзины и со дна доставал кусочки шерсти. Мать
забрала пустые корзины и понесла их в хлев к подмастерьям. Евдокия дождалась, когда Парама отошла подальше, и шмыгнула в коморку к Берджу.
— Берджу, я от Катерины. Вот. Только гляди быстро и тотчас давай ответ.
Юноша быстро развернул послание.
— Думай шибче…Ну, так чего передать-то? — волновалась нянька.
— Я буду. Буду непременно.
Евдокия вышла из комнатушки и поспешила к княжне. А Парама тем временем вошла в хлев.
— Вот, порожние… — она поставила пустые корзины на землю.
— Что это ты, Парама, за такое дело принялась? Прежде не видал я тебя за работой, — заметил Матвей.
— Не по своей воле. Сына вот…надобно…уберечь, — смущенно отвечала женщина. — Младой, горячий шибко. Може, дашь еще какое дело?
— Коли желание имеешь, отказа не будет. Там вон еще пяток кузовов стоят, — ответил бородач.
— Благодарствуйте, люди добрые, — Парама развернулась и, облегченно вздохнув, побрела обратно.
Мастеровые понимающе покачали головами.
— От сына беду решила отвесть, да разве ж их удержишь, — тихо проговорил Матвей.
— Да припекет, и с цепью удерет, — сказал Данила, глядя вслед уходящей женщине.
— Э-эх! — раздосадовано вздохнул Степан. — Не ровня ему княжеская дочь. Не будет добра, коли государь прознает…Берджу, Берджу-у…
— Молодые. Глупости у них полно, да огня. Ни об чем не разумеют. Вона мать-то как старается, а им и невдомек, — продолжал Данила.
— Уж любился бы с ровней, никто б и слова поперек не молвил, так нет же…Все на звезды глядит.
— Зато княжна Катерина…
— Это тоже худо. Худо, потому как их и водой не разлить. Шибко любят друг дружку. Боязно мне до них. Бежать бы им отсель…
— Ладноть, Матвей. А то не ровен час услышит кто — не поздоровится всем.
— Коли помощи попросят, не откажу, — пробурчал себе в бороду Матвей.
Парама сидели с сыном возле хлева на пеньках, склонясь над коробами с только что настриженной шерстью.
— Отлучусь я малость, — сказал Берджу, поднимаясь с чурки.
— Куда это?
— Ну…отлучиться мне есть нужда… — замялся парень.
— Ступай, ступай, — улыбнулась мать.
Берджу не спеша зашел за угол сарая и, поглядев по сторонам, припустился бегом за город, к лесу.
Несся он мимо изб, колодцев, по деревянным мосткам, мимо деревьев и лужаек, словно на крыльях. Запыхавшись, остановился, обнял березу и улыбнулся, глядя на Катерину, сидящую поодаль на бревне. Та, услышав хруст веток, оглянулась и, поднявшись с бревна, бросилась ему навстречу.
— Ты пришел… — сияла девушка.
— Милая Катенька! Разве ж я мог не прийти? — Берджу крепко сжимал ее в своих объятиях. Та закрыла глаза и прижалась щекой к его плечу.
