Но она подняла его, усадила рядом с собою и, пока он с послушанием ребенка исполнял ее приказания, сказала:
– Да, я все расскажу вам и, как ни тяжелы против меня улики, полученные вами вчера, вы поймете, что я по-прежнему достойна стать вашей женой и носить ваше имя.
– Ах! – вскричал он. – Не говорите мне ничего, это бесполезно, я и так верю вам.
– Нет, я все расскажу вам.
– К чему? – проговорил он, снова падая перед нею на колени. – Я люблю вас!
– Вот потому-то именно, что вы меня любите, вы и должны знать все… это необходимо.
Она заставила Гектора снова встать и сесть и, протянув ему правую руку, сказала:
– Знаете ли, почему я ношу на этой руке черную перчатку?
Он отрицательно покачал головой.
– Я объясню вам сейчас, – продолжала она. – Она в перчатке потому, что обагрена кровью единственного существа, которое я когда-то любила.
Капитан вздрогнул.
– Я поклялась не снимать этой перчатки и не смывать с руки следов крови до тех пор, пока не отомщу убийцам. И вот, – продолжала она в то время, как капитан со все возрастающим недоумением слушал ее, – я приехала во Францию и, руководимая местью, начала искать такого человека, который любил бы меня так сильно, что согласился бы сделаться в моих руках живым орудием. Этот человек, быть может, вы.
Капитан встрепенулся.
– О, говорите! – воскликнул он. – Назовите мне убийц, и я поражу их! Я раб ваш.
– Верю, – сказала молодая женщина, – верю потому, что подвергла вас целому ряду испытаний; но вчера я сделала это в последний раз. Теперь, когда я узнала вас окончательно, я питаю к вам полное доверие.
– Однако, – пролепетал капитан, – человек, которого…
– Которого вы видели вчера у моих ног?
– Да.
– Это тот, кого я ненавижу; я улыбалась ему только затем, чтобы возбудить вашу ревность. Вы должны убить его.
– Я убью его! Где он? Назовите мне его имя! – воскликнул капитан, к которому вернулась его прежняя энергия.
– Имя? Вам бесполезно знать его, но я скажу вам, где вы можете встретить этого юношу.
– Говорите.
– Не сейчас… сегодня вечером…
– Итак, – спросил Гектор, весь дрожа. – Вы не уедете?
– Нет.
– И я могу, как и раньше, любить вас.
– Да, любите меня…
– И… наша свадьба состоится? – спросил он с наивностью ребенка.
– Может быть, если вы убьете человека, которого я ненавижу…
– Я убью его…
– Хорошо, – продолжала молодая женщина, – а теперь забудьте то зло, которое я вам причинила, и будьте спокойны и терпеливы до вечера…
– Буду, клянусь вам.
Она проболтала с ним еще с час, пустив в ход все богатство своего ума и все больше и больше опутывая и покоряя его расстроенное воображение, которое быстрыми шагами шло по пути сумасшествия. Потом она удалила его из комнаты, чтобы заняться, по ее словам, своим туалетом, и как только вышел человек, который час назад с отчаянием умирающего входил к ней, она позвонила. Вошел Жермен.
– Распорядитесь, – приказала она, – чтобы господин Арман получил мою записку до вечера.
– Все будет исполнено, сударыня.
– Вы позаботитесь об этом?
– Конечно.
Дама в черной перчатке взяла перо и написала:
«Дорогой Арман!
Я едва выбрала минуту, чтобы успокоить вас. Несмотря на опасность, которой вы подвергли меня вчера ночью, мое бедное дитя, я жива и здорова и придумываю способ увидеться с вами.
Пока ничего еще не могу сказать вам о тайне, которая меня окружает, но сегодня вечером, может быть, вы узнаете многое.
До свидания, любите меня и будьте в восемь часов на месте нашего первого свидания».
Росчерк пера был единственной подписью этого таинственного послания.
Жермен ушел. Через три часа он вернулся и доложил, что письмо доставлено господину Арману.
Когда настал вечер, Дама в черной перчатке послала за Гектором Лембленом и заперлась с ним в комнате.
– Друг мой, – сказала она, – кто меня любит, тот должен отомстить за меня.
– Я готов.
И он прибавил с улыбкой:
– Но на этот раз вам уже не удастся вынуть пули из пистолетов.
– Оставьте в покое ваши пистолеты, друг мой, – сказала она. – Неужели вы хотите повторить вчерашнюю сцену?
– Однако, – нерешительно возразил капитан, как человек, привыкший исполнять приказания без рассуждений, – разве вы не велели мне убить этого человека?
– Без сомнения.
– Так как же быть?
– Но на дуэли, честно…
– Я буду драться с ним… я так и хотел.
– Но у него не будет с собою оружия сегодня вечером, там, где вы встретите его.
– Он воспользуется одним из моих пистолетов.
– Нет, – возразила Дама в черной перчатке, – не честно заставлять драться тотчас после вызова; волнение уничтожит для него всякий шанс на успех.
– Это правда, – согласился капитан, поразившись справедливости этого замечания. – Как же мне в таком случае поступить?
– Выслушайте меня. К западу от берега, в версте отсюда, есть место, куда вы можете отправиться верхом по тропинке, идущей вдоль утесов. Это место называется «тропинка Таможенных».
– Я знаю его.
– Вот туда-то вы и отправитесь.
– А!..
– Он явится в восемь часов вечера и будет меня ждать. Но вместо меня он застанет вас.
– Хорошо, я ухожу.
– Постойте, вы пойдете без оружия и, как только увидите, что он едет, тотчас пойдете ему навстречу и скажете: «Не ждите сегодня вечером Даму в черной перчатке». «Отчего?» – может быть, спросит он.
– Что же мне ответить?
– Вы скажете, что вы тот самый человек, который стрелял в него вчера вечером.
– И больше ничего?
– Он поймет и скажет, что готов к вашим услугам. Тогда вы назначите ему свидание на том же месте в следующее утро, ровно в восемь часов, и выберете шпагу: пистолет – буржуазное оружие, не достойное вас.
– Пусть будет по-вашему, – согласился капитан.
– Наконец, – добавила Дама в черной перчатке, – вы настоите на том, чтобы он привел только одного секунданта. Слышите?
– Да.
Последнее приказание, по-видимому, встревожило капитана.
– Кстати, – спросил он, – кто будет моим секундантом? Майор?
– Нет, – ответила Дама в черной перчатке, – вы возьмете одного из слуг, первого попавшегося, Жермена, если хотите. Жермен предан вам, и теперь, когда я доверяю вам, не состоит больше на моей службе.
Капитан вскочил на лошадь и помчался. Тем временем Дама в черной перчатке писала полковнику Леону записку без подписи, которую Жермен взялся ему доставить. Вот ее содержание:
«Полковник!
Ваш сын Арман подвергается страшной опасности; в нем принимают живейшее участие люди, которые не могут назвать своего имени из страха быть скомпрометированными.
