профессора подтверждал, что это человек неравнодушный. Веденееву давно перевалило за шестьдесят, но от его долговязой фигуры в куцем сюртуке так и веяло энергией. Пожалуй, он никогда не сидел сиднем. Длинные, худые руки жестикулировали, седые кустистые брови то вздымались, то опускались, а живой взгляд из-под круглых очков оставался ясным, как у ребенка.
Григорий Денисович успел оценить внешность и стиль профессора, пока тот, используя мудреные термины, горячо втолковывал что-то совсем зеленому юноше с учебником подмышкой — видимо, первокурснику или вольнослушателю. Когда гость из Петербурга назвал себя и обозначил цель визита, Веденеев еще более оживился.
— Как я могу не помнить Соколовского? Превосходный студент, очень одаренный!
Для него Николай, казалось, тоже застрял в возрасте чуть за двадцать. Время для профессора, судя по всему, текло по-своему.
— Вы с тех пор его не видели? После отчисления?
— Постоянно видел. Он пришел сам, вызвался помогать мне в лаборатории, причем совершенно бесплатно.
Платонов машинально потянулся к переносице.
— Давно вызвался?
Максим Степанович небыстро переносился из мира чистой науки в календарные реалии.
— Знаете, уже больше двух лет назад… Определенно больше, — он сам будто удивился названному сроку.
— А перестал в сентябре прошлого года?
— Как вы догадались?
— Он покинул Москву, — сказал Григорий Денисович, не вдаваясь в подробности.
— Жаль… Даже не попрощался, — искренне огорчился Веденеев. — С ним всё в порядке?
— Надеюсь. Расскажите мне еще вот что, — Платонов проникновенно посмотрел на профессора, — каковы научные интересы Николая? Вернее, так: что из научных знаний его особенно привлекало в практическом смысле?
— Возможности использования новейших достижений химии в строительстве: при прокладке дорог, туннелей, каналов, — с воодушевлением ответил Максим Степанович. — Сейчас в этой области открываются невероятные перспективы, которые два десятка лет назад трудно было себе представить.
Коллежский советник уже понимал, каким будет следующий ответ, но всё равно спросил:
— Что вы имеете в виду?
— Взрывные работы, конечно.
При расставании, очевидно, что-то уловив в истинном настроении Григория Денисовича, мэтр задумчиво прибавил:
— По-моему, Николай — натура увлекающаяся. Я помню его с первых дней учебы. Он вспыхивает, если видит достойную цель, и готов всего себя посвятить ее достижению.
Около почтамта на Мясницкой, куда Платонов подъехал после университета, какие-то элегантно одетые господа восторгались подрывом турецкого монитора «Сейфи» миноносными шлюпками под командой капитан-лейтенанта Дубасова. Из их бурных восклицаний он понял, что император награждает героев-моряков, захвативших неприятельский флаг.
Григорию Денисовичу понадобилось совсем немного времени для составления телеграммы-молнии на имя министра двора. В ней, кроме его фамилии, было только одно слово: «Они».
Глава восьмая
Ощущения и чувства
Подполковник Левкович потер ладонью о ладонь, как в предвкушении большого куша. Его глаза также выдавали охотничий азарт.
— Пока вы путешествовали, Григорий Денисович, и мы без дела не сидели. Взяли след еще одного субъекта из шайки Кречета.
— Кто таков?
— С этим сложнее. Рассчитываем на вашего чудо-художника, срочно нужен портрет.
— Расскажите, пожалуйста, по порядку, — попросил Платонов.
Вторник, 17 мая, начинался для коллежского советника с новостей. Послав телеграмму графу Адлербергу, он выселился из «Европы» и первым же поездом вернулся в Петербург. Его дневная встреча с Всеволодом Романовичем проходила в Третьем отделении. В коридорах здания на Фонтанке было заметно оживление, объяснявшееся тем, что Николая и Дмитрия Соколовских объявили в розыск. Их делу шеф жандармов теперь придавал первоочередную важность.
След обозначился на 8-й линии Васильевского острова, в доходном доме Гёдике. Там, в одной из квартир второго этажа, по воскресеньям собирался кружок. Его завсегдатаи, в основном молодежь, обсуждали текущие события, делились впечатлениями от прочитанных новинок передовой литературы, до хрипоты спорили о социализме и анархизме. Агент, исправно посещавший все заседания, благодаря фотокарточке опознал погибшую Елену Рихтер. По его словам, она ходила туда вместе с молодым человеком.
— Само по себе это ничего не доказывает, — сказал Григорий Денисович. — Мимолетная интрижка, простое приятельство… мало ли, кем он мог быть. Давно их видел ваш человек?
— Давненько, — сознался Левкович, — до беспорядков у Казанского 23.
— Ну и память у него!
— Один из лучших осведомителей. Побольше бы таких…
— Можно с ним побеседовать?
Жандарм отвел глаза.
— Прошу понять правильно, у нас есть свои запреты. С этим лицом связывается только заведующий агентурной частью, и мы никогда не вызываем его сюда.
В голосе Платонова прорезались жесткие нотки.
— Явлюсь, куда укажете, Всеволод Романович. Но если будем друг от друга важные сведения прятать, террористов не схватим.
— Уверяю вас, всё важное отражено в отчете.
— Отчет я тоже почитаю. Перед беседой.
Несколько секунд они молча смотрели друг на друга. Потом Левкович моргнул и, уступая, сказал:
— Попробую уговорить Николая Владимировича. Только никуда не отлучайтесь, подождите в моем кабинете.
Одному из лучших осведомителей было чуть за двадцать. Внешность он имел, действительно, подходящую для тайной работы на политическую полицию — всю какую-то невыдающуюся и невыразительную, начиная от совсем ординарного, плоского лица без усов и бороды, с едва заметными бровями и приплюснутым носом, и заканчивая комплекцией, не крупной и не мелкой. Такой облик, по мнению Платонова, очень подошел бы филеру наружного наблюдения.
Квартира на Витебской улице, которую снимало Третье отделение для своих нужд, имела что-то общее с агентом: не большая и не маленькая, не богатая и не бедная. Внутри было чисто и прибрано, как в келье. Кто в ней жил для прикрытия, Григорию Денисовичу не довелось узнать. Вдвоем с жандармом в штатском они зашли с черного хода и расположились в кухне, за пустым обеденным столом со скатертью. Агент был впущен после условного стука. Поклонившись обоим, он замер в ожидании указаний.
— Поговорить хотят, по делу о Новой Исаакиевской, — не представив Платонова, строго сказал заведующий агентурной частью. — Давай, садись на мое место.
После этих слов он встал и вышел в прихожую, притворив за собою дверь.
— Елену Рихтер когда впервые увидели? — Григорий Денисович, беря с заведующего пример, не стал
