Доктор сделал упор на слове «сегодня». Луиза опустила глаза.
— Итак, — сказал Сан Феличе, — надо оставить вас одних. Поистине, вы, врачи, имеете привилегии, каких нет даже у мужей. К счастью для вас, мне предстоит сделать кое-какую работу; иначе я, конечно же, подслушивал бы у дверей.
— И напрасно, дорогой кавалер, — сказал доктор, — потому что мы будем говорить о самых важных политических делах, не правда ли, мое милое дитя?
Луиза попыталась улыбнуться; но ее губы искривились, и из них вырвался только вздох.
— Ну-ну, оставьте же нас, кавалер, — сказал Чирилло. — Боюсь, тут гораздо серьезнее, чем я думал.
Смеясь, он подтолкнул Сан Феличе к двери и затворил ее за ним.
Потом, вернувшись к Луизе и взяв обе ее руки, сказал:
— Мы вдвоем, моя дорогая дочь. Вы плакали, и много?
— Да, да! И много, — пошептала она.
— С тех пор, как получили его письмо, или раньше?
— И раньше, и с тех пор.
— Не случилось ли с ним какого-нибудь несчастья?
— Благодарение Господу, нет.
— Тем лучше, потому что это благородная и мужественная натура. Один из тех людей, которых так недостает в нашем бедном Неаполитанском королевстве. Значит, у вашей печали другая причина?
Луиза ничего не ответила, но глаза ее наполнились слезами.
— Я полагаю, у вас нет жалоб на Сан Феличе?
— Ах, — воскликнула Луиза, сложив руки, — это ангел отеческой доброты!
— Я понимаю: он уезжает, а вы остаетесь.
— Он уезжает, и я с ним.
Чирилло посмотрел на молодую женщину с удивлением, и взор его увлажнился.
— А вы, — сказал он, — разве вы сами не ангел? Я не знаю на Небе ни одного ангела, имени которого вы не могли бы носить и который был бы достоин носить ваше имя.
— Вы хорошо видите, что я не ангел, потому что я плачу; ангелы не плачут, выполняя свой долг.
— Выполняйте его и плачьте, выполняя. Тем выше ваша заслуга. Выполняйте ваш долг, а я выполню свой: я скажу ему, как вы его любите и как страдаете. С Богом! Вспоминайте меня иногда в своих молитвах. Такие голоса, как ваш, доходят до Бога.
Чирилло хотел поцеловать ей руку; но Луиза бросилась ему на шею.
— Обнимите меня как отец обнимает дочь, — сказала она.
И когда знаменитый доктор со смешанным чувством уважения и восторга обнял ее, она тихонько шепнула ему на ухо:
— Вы скажете ему об этом? Вы скажете? Чирилло сжал ее руку в знак обещания.
Сан Феличе вошел в гостиную и увидел Луизу в объятиях своего друга.
— Отлично! — сказал он, смеясь. — Итак, вы даете больным врачебные советы, обнимая их?
— Нет, я обнимаю, только прощаясь с теми, кого люблю, кого почитаю, перед кем благоговею. Ах, кавалер, кавалер! Вы счастливый человек!
— Он так достоин быть счастливым, — сказала Луиза, протягивая руку своему мужу.
— Счастье не всегда даруется достойным, — заметил Чирилло. — А сейчас до свидания, кавалер, ибо я надеюсь, что мы увидимся. Счастливого пути! Служите своему принцу. Я же, я останусь в Неаполе и постараюсь служить моей родине.
Затем, соединив в своей руке руки мужа и жены, доктор сказал:
— Хотел бы я быть святым Януарием, и не для того, чтобы совершать чудо два раза в год, что, впрочем, не так уж и плохо в наш век, когда чудеса стали редкостью, но затем, чтобы одарить вас счастьем, как вы того заслуживаете. Прощайте!
И он быстро вышел.
Сан Феличе проводил его до подъезда и на прощание помахал рукой; потом, вернувшись, сказал жене:
— В десять часов карета принца заедет за нами.
— Я буду готова к десяти, — ответила Луиза.
И действительно, она была готова. Сказав прости дорогой ее сердцу комнате, попрощавшись с каждой вещью, которую она там оставляла, отрезав локон своих прекрасных белокурых волос и привязав ими к подножию распятья записку, в которой было пять слов: «Мой брат, я люблю тебя!», Луиза оперлась на руку мужа и, безутешная, как Магдалина, но чистая, как дева Мария, поднялась с ним в карету принца.
Микеле стал на козлы.
Нина дрожащими от радости губами поцеловала руку своей госпоже.
Дверца кареты захлопнулась, и экипаж покатил.
Мы уже говорили о том, какова была в тот вечер погода. Дождь, град и ветер били в окна экипажа, и залив, который, несмотря на мрак, просматривался до самого горизонта, казался лишь пеленой пены, вздымаемой морскими валами. Сан Феличе с ужасом взглянул на это яростное море, которое Луиза, измученная другой бурей, неистово бушевавшей в ее душе, даже не заметила. Кавалера страшила мысль об опасности, которой должно было подвергнуться сейчас это единственное в мире дорогое ему существо. Он посмотрел на Луизу. Она сидела в углу кареты, бледная и неподвижная. Глаза ее были закрыты, и из них по щекам струились слезы, которые она, полагаясь на темноту, даже не старалась удержать. Тогда впервые Сан Феличе пришла мысль, что его жена принесла ему какую-то великую жертву, о которой он ничего не знал. Он взял ее руку и поднес к губам. Луиза открыла глаза и улыбнулась ему сквозь слезы.
— Как вы добры, мой друг, и как я вас люблю! — сказала она.
Кавалер обнял Луизу за шею, прижал ее голову к своей груди и, откинув капюшон шелковой мантильи, которой она была укутана, коснулся ее волос дрожащими губами, на этот раз более чем отеческим поцелуем.
Луиза не смогла удержать стона.
Кавалер не подал вида, что он его услышал.
Карета остановилась у спуска к набережной Витториа. Лодка с шестью гребцами уже ждала, с трудом удерживаясь на волнах, которые выталкивали ее на песок.
Едва гребцы увидели остановившуюся карету и поняли, что там, внутри, те, кого они ждут, они закричали:
— Скорее! Море неспокойно! Мы еле справляемся с лодкой!
И действительно, Сан Феличе было достаточно бросить один взгляд на небольшое судно, чтобы убедиться, что оно и все, кто взойдет на него, подвергнутся гибельному риску.
Сан Феличе шепнул что-то вознице, потом Микеле, взял Луизу на руки и спустился с нею вниз.
Они не достигли еще берега, как морской вал, разбившись о песок, окатил их пеной.
Луиза вскрикнула.
Сан Феличе обнял ее и прижал к сердцу.
Затем, знаком подозвав Микеле, сказал жене:
— Подожди. Я спущусь в лодку, потом Микеле и я поможем тебе.
Отчаяние Луизы достигло того предела, за которым следует полный упадок сил и безволие. И она перешла, почти не замечая, из рук мужа в объятия своего молочного брата. Кавалер решительными шагами приблизился к лодке, которую двое гребцов с помощью багра удерживали если не на месте, то, во всяком случае, близко от берега, прыгнул в лодку и крикнул:
— Отчаливай!
— А синьора? — спросил хозяин лодки.
— Она остается, — ответил Сан Феличе.
