— Были. Много чего у меня было прежде. А ныне я никто.
— А за какой надобностью тебе море?
— За морем земля моего друга.
— Он ждет тебя?
Карма задумалась; грусть живо отразилась на ее лице, и криво улыбнувшись, девушка вздохнула.
— Ждет, — печально ответила она.
— Как же нарекают тебя?
Ночная гостья не спешила отвечать.
— За кого молиться, чтоб дорога у тебя была легкой?
— Карм… — тихо ответила девушка.
— Карп? — переспросила татарка. — Интересное имя.
Карма не стала поправлять женщину: пусть та думает так, как ей того хочется.
— А меня все кличут Агадыль, то есть повелительница сердца…
Утром Карма поднялась рано. Приютившие ее люли уже трудились во дворе: Агабаз свежевал лисицу, Агадыль пересыпала свежее мясо солью и укладывала его в бочку.
— Благодарствую вас, люди добрые. Бог вам в помощь. Пойду дале.
— Погоди, Карп, — пробасил Агабаз. — Прихвати в дорогу снеди. Путь у тебя долог. А этого на первой случай хватит.
Агадыль протянула краюху серого хлеба и внушительный кусок вяленой
оленины.
— Держи, малец. И поклонись от нас земле далекой и неведомой. А это… — она достала зажатую под рукой жилетку из волчьей шкуры, сшитую накануне, такие же меховые чуни (меховые полусапоги- чулки) и протянула их путешественнице, — …чтоб в дороге ты не озяб.
— Век не забуду жалость вашу, — ответила Карма и, спрятав подарки в кожаный мешок, направилась со двора к изгороди из неотесанных, редких веток старой ивы, на прощание помахав рукой разнонациональной паре.
…Мелькали дни, а вместе с ними проносились мимо и ржаные поля, где можно было полакомиться и запастись впрок злаками и головками подсолнуха, и болота, изобилующие клюквой и костяникой, и леса, богатые орехами, грибами и ягодами…
Карма проснулась, будто кто-то толкнул ее в бок, прислушалась. Вокруг было тихо. Она огляделась: все тот же шалаш из сосновых веток, в котором заснула вчера; на ногах чуни, под головой волчий жилет, подаренный охотниками почти месяц назад. Минула только половина ночи, и окраина леса все еще находилась под неусыпным оком полной луны.
«Все будто бы спокойно… Наверное, мне приснилось невесть что», — подумала Карма и снова улеглась, облегчено вздохнув и прикрыв сонные глаза.
И снова раздался треск веток. Теперь очень отчетливо и совсем близко. Странница пощупала под меховой подушкой кинжал и осторожно выглянула из своего укрытия. Перед ней простиралась бескрайняя степь, которая теперь во тьме казалась слившейся со звездным небом. Ничего необычного не возникло перед ее взором. Мирно покачивались ветки соседних, еще не совсем облетевших, деревьев, от ветра шелестела пролетавшая мимо листва, цепляясь за сухую траву и коряги, и снова взмывала и кружилась в воздухе, подхваченная порывами ветра.
«Откуда же раздается треск? Быть может это трещат ветки под натиском ветра?» — убеждала себя Карма, но необъяснимая нарастающая тревога упорно пульсировала в голове, намекая на то, что путешественница, похоже, здесь уже не одна.
В темноте мелькнуло «что-то» весьма крупное, вздохнуло и зашуршало. До этого «чего-то» было около десяти локтей. Карма стала вглядываться в темноту, сжимая в руке уже обнаженный клинок, готовый сразить любого врага, посмевшего приблизиться к его хозяйке на недопустимое расстояние.
Вдалеке блеснул огонек. Блеснул еще раз и погас.
«Лучше не высовываться. Авось чудище пройдет стороной, а то — не приведи Господи! — оно еще удумает напраслину…» — успокаивала себя испуганная странница.
Снова блеснул огонек теперь уже в сотне локтей от шалаша, и буквально за пару ее вздохов он превратился в большой костер. Пламя осветило человека, склонившегося возле него; к огню подбежал лохматый, рыжий пес и стал тереться головой о бедро хозяина. Наконец, из темноты на свет вышло это ужасное «что-то», помахивая хвостом. Оно покачало продолговатой головой и, тряхнув длинной гривой, заржало, известив хозяина о своем возвращении. Тощая кобыла принялась щипать сухую траву, захватывая и пучки молодой поросли, пробивавшейся под слоем прелых листьев.
Сложно было определить возраст мужчины: на лоб был натянут треух, а длинный тулуп скрывал походку.
Вот человек сел у костра, разгреб уже прогоревшие дрова и сунул в угли что-то похожее не ящериц. Вскоре он извлек из пепла эту снедь и принялся жевать и обгладывать мелкие косточки, откидывая ненужные псу.
Карма сглотнула слюну и задумалась: она уже два дня ничего не ела. Орехи закончились последними. Соблазн — выйти из своего укрытия и попросить хоть малость съестного — был велик. Но что-то внутри подсказывало, что лучше ей остаться голодной, чем присоединиться к обществу этого человека. Голод был не настолько мучителен, чтобы побороть внутренний голос, предупреждавший об опасности. Она не видела лица этого странника, а именно по глазам и еще по каким-то еле уловимым чертам можно было понять, кто перед тобой. За долгие месяцы скитаний Карма научилась без ошибок читать по людским лицам и догадываться о мыслях, роящихся в данный момент в голове незнакомца, ведь порой от этого зависела ее жизнь.
Человек, разомлевший у костра, видимо, основательно, стянул треух на затылок, обнажив лоб и часть бритой головы. Лицо было изуродовано длинным шрамом через левый глаз, которого не было, и правую щеку, на которой красовалась еще пара небольших рубцов; нижняя губа как-то неестественно подпирала верхнюю и топорщилась кверху. Открыв перекошенный рот, чтобы в очередной раз ухватить съедобный кусок — очевидно, очень вкусный — он продемонстрировал почти полное отсутствие зубов, за исключением пяти-шести гнилушек, торчащих из одной и другой челюстей. Маленькие узкие глаза — щелочки светились злым холодом.
«Н-да-а уж… Попадись такому, и ноги не унесешь…» — подумала Карма, продолжая, затаив дыхание, наблюдать за подозрительным соседом.
Человек посмотрел на пса, лежащего возле его ноги, достал из-за пояса кривой нож и, ни секунды не раздумывая, хладнокровно перерезал ему горло, будто только этим и занимался всю жизнь. Тот захрипел и завалился на бок, задрожав всем телом и дернув в агонии пару раз лохматыми лапами.
От ужаса у Кармы перехватило дыхание. Чтоб не вскрикнуть, она прикрыла рот свободной рукой и зажмурилась. А тем временем сосед, задыхаясь от кашля, свежевал несчастного «друга человека». Зрелище не для слабонервных. Закончив это жуткое занятие, он нанизал куски мяса на два кривых ножа и принялся жарить их сначала на огне, потом в углях. Спустя время до Кармы донесся запах готовой еды. Теперь она испытывала еще более мучительное состояние голода, граничащее с тошнотой, грозящей обернуться банальной рвотой.
