— Я ошибался, это не «Дезертир», там нет этого романса, но вся пьеса очень похожа на него.
В то время, когда Альбертина пела, отрезвевшаяся Гратанбуль прошептала ей:
— Смотри в ложу налево… красавец с розаном… если бросит стихи, надо прочесть их… он хороший господин… было бы не дурно… старайся… бросит букет…
Но проходит первая пьеса, а букета Альбертине никто не бросает. Гратанбуль принимается за свою должность: одевает актрис, а дочь свою уверяет, что в последней пьесе, наверное, уже будет ей поднесен букет.
— Откуда вам известно, моя заботливая маменька, что мне, а не другой эта честь предстоит?
— Какая ты глупенькая… он мне объяснялся, должно быть, в своих чувствах для тебя… чему тут удивляться…
— Он очень дурен собою… похож на негра, ваш красавец…
— О! Какая ты требовательная. Он отличный милый… умеет жить… пьет самые лучшие вина.
— Ты с ним ликеру угостилась?
— Неправда… не он на меня сильно подействовал.
— Будьте, мамаша, внимательны к Вишенке, она мне зашивала панталоны.
— Чем же выказать это внимание к ней? Ей ничего не нужно: она тонка, стройна и одевается сама без помощи других. Ты была великолепна в гусарском мундире!
— В самом деле? А знаете ли, какой ничтожный сбор?
— Я тебе давно говорила, что мы неудачно избрали себе труппу. Твой талант ведь не оценили. Я на твоем месте воспользовалась бы первым случаем и…
— Госпожа Гратанбуль, ступайте в свою будку! — кричит Пуссемар.
— Хорошо, идем. Отправляйся и ты, да усмири своих барабанщиков.
— Я уже троих прогнал, а вы тоже старайтесь получше суфлировать.
— Охота была мне подсказывать, когда только и слышно, трах… тарарах, не хочешь ли, чтобы я суфлировала отступление, тогда не лучше ли поступить уже мне в полк и маршировать с твоими барабанщиками.
Вишенка совсем не одета. На ней ситцевое платье и на голове ничего, кроме своих прекрасных волос. Волнение и страх перед выступлением на сцену увеличивают ее красоту. Она не хотела румяниться, и стоило много труда возлюбленному, чтобы уверить, что без этого актеры много теряют на сцене.
— Не робей, Вишенка… ты так очаровательна, так хороша собой, что этого одного достаточно, чтобы сделать хороший эффект, да и роль свою ты не позабудешь, потому что в ней только два слова нужно сказать.
— Боже мой! Как много странного и непривлекательного в жизни актеров! Знаешь ли что, отпусти меня… я ни малейшего призвания не имею к этому поприщу.
— Ты хочешь уйти… что же нам теперь делать?.. Ведь в афишах напечатано, что будет дебютировать молодая особа в первый раз, в роли Розы.
— Зачем это напечатали?
— Затем, чтобы публика была снисходительна к тебе.
— Что же делать, когда так судьба решила.
Занавес поднимается… В театре водворилась тишина, и слышен только голос Серполе, который говорит:
— Хотел бы я знать, что они хотят изобразить в немой, которая говорит… мне приходит одна мысль в голову… мне кажется, что эта немая будет, по всему вероятно, чревовещательница.
— А-а! Неужели!
— Конечно… вы понимаете, она нема языком, и будет говорить желудком… интересно видеть.
— Молчите там, в партере!
Пьеса начинается. Барабанщику внушено менее энергично играть на своем инструменте. Слышны речи и пения актеров, публика остается довольна; наконец является Вишенка. Она идет по сцене нерешительно, боязливо, но это даже идет к ее роли. Публика восхищается Вишенкой, хорошим личиком. Неловкость и неразвязность в манерах признаются за натуральное, соответствующее ее роли. Фромон радостно восклицает при появлении молодой девушки и усердно аплодирует. Весь театр подражает ему: Вишенка не знает, принять ли ей на свой счет эти аплодисменты.
— Прекрасно, восхитительно, божественно! — кричал Фромон, не сводя лорнета с Вишенки.
Эти восклицания не нравятся Гратанбуль, и она ворчит и выказывает удивление, почему публика так восхищается. Затем высовывает голову из будки и кричит Фромону:
— Она играет в последней пьесе… скоро увидишь… имей терпение… тягаться с ней красотою никто не может.
Фромон не хочет и слышать изречений суфлерши и глаз не сводит с Вишенки, в середине же пьесы бросает к ее ногам букет…
Вишенка остолбенела, она поражена этим оказанным для нее благоволением и не решается поднять букет.
Публика продолжает восторгаться, как вдруг из будки суфлера показывается голова в парике времен Людовика XIV и слышатся слова, обращенные к Фромону:
— Что ты делаешь… это не моя дочь… ты сделал большой промах… не видишь сквозь пенсне.
Потом, поворачиваясь к публике, госпожа Гратанбуль важно заявляет:
— Милостивый государь, господин Фромон ошибся; букет был предназначен для моей дочери, играющей роль гусара в первой пьесе, и вы ее сейчас опять увидите!
Взрыв хохота, шум, насмешки раздаются со всех сторон и заглушают голос Гратанбуль. Фромон кричит Вишенке:
— Не слушайте это чучело в парике, я вам букет бросил, вы достойны его.
Анжело, бывший в то время на сцене, поднимает букет и торжественно подносит Вишенке, она принимает его. Аплодисменты удваиваются, а госпожа Гратанбуль, взбешенная, ругает публику и, сняв парик с головы, бросает в лицо Фромону за оскорбление, нанесенное ее дочери. Затем исчезает из театра, не заботясь о том, как пойдет пьеса без суфлера. К счастью, это происходит уже к концу пьесы, причем Пуссемар, чтоб заглушить ошибки актеров, приказывает бить без умолку в барабан, актеры же врут всякую галиматью. Пьеса оканчивается среди рукоплескания. Вишенку вызывают, Анжело ее на сцену сопровождает. Фромон бросает еще розу, украшавшую его грудь, а госпожа Лятандри, поддаваясь общему увлечению, вынимает цветок из волос и кидает его на сцену, но попадает прямо в нос Пуссемару. Мужской персонал актеров осыпает Вишенку поздравлениями. Пуссемар, озабоченный, бегает взад и вперед, ищет во всех углах театра, но вскоре возвращается к актерам и восклицает жалобно;
— Невозможно их найти!.. Они уехали…
— Кто?
— Альбертина с матерью.
— Полно, не может быть!
— Не беда, если и не явится Гратанбуль, но Альбертина нам нужна, она играет в последней пьесе.
— Она, верно, в гостинице.
— Они были в гостинице, но, собрав все свои вещи, наняли с офицерами карету и уехали.
— Это ужасно! Покинуть нас во время самого спектакля. Такой поступок достоин Альбертины и ее милой матушки.
— Довольно, дети! Надо скрыть перед публикой наше затруднительное положение, — говорит Дюрозо.
— Да, да, — прибавляет Гранжерал, — сору из избы не выносить. Наша Вишенка заменит Альбертину в роли Юлии.
