Конечно. Конечно, Норберт прав. Хью не принадлежал ей. Они встретились случайно. В каком-то смысле она просто натолкнулась на него.
Так или иначе, в ту ночь Эмили вышла в сад. Почувствовать ветер на лице. Вдохнуть свежего воздуха. К тому же там, под одной с ним луной, она чувствовала себя ближе к нему.
Не знаю, увижу ли я тебя снова, Хью де Люк. Но я молюсь, чтобы мы еще встретились. Где-нибудь... когда-нибудь...
– Вы многим рискуете с такими чувствами, – сказал Норберт.
– Все получилось само собой. Они просто... есть.
Он взял ее за руку, и в этот миг они перестали быть госпожой и слугой, а стали друзьями. Эмили смутилась и покраснела.
– Похоже, мое сердце питает слабость к шутам.
– Не беспокойтесь, госпожа. Наш Рыжик умен и изобретателен. Я учил его и знаю. Уверен, с ним все будет в порядке. Он найдет свою жену.
– И шут, и целитель, а теперь еще и провидец? – Она обняла Норберта. – Спасибо тебе.
Он ушел, и Эмили проводила его взглядом.
Было уже поздно. Ветер спал, и сад притих. Она вспомнила, что пообещала священнику встать пораньше, к утренней молитве.
– Да хранит тебя Бог, Хью де Люк, – прошептала Эмили, прежде чем вернуться в замок.
Она шла по лоджии над садом к жилой части замка, когда снизу, из темноты, донеслись голоса.
Кто еще может не спать в столь поздний час? Притаившись за колонной, Эмили устремила взгляд в сгустившиеся внизу тени.
Их было двое. Мужчина и женщина. Голоса зазвучали вдруг громче, яснее.
Затаив дыхание, она прислушалась.
– Не то, рыцарь. Это не то, не сокровище, – сказала женщина.
Голос принадлежал Анне. Это она была в саду. С мужчиной. На рыцаря он не походил. Скорее на монаха. В чем-то длинном, напоминающем рясу. Но с мечом.
Эмили подумала, что нечаянно стала свидетельницей чего-то такого, что не должна была увидеть. Анна злилась. Девушка еще никогда не слышала, чтобы хозяйка замка говорила таким суровым тоном.
– Ты знаешь, что нужно моему мужу, – произнесла женщина. – Найди это!
Несколько дней спустя, когда я ужинал вечером на кухне, кухарка Бетт, подмигнув, отвела меня в сторонку.
– Есть один способ, – шепнула она. – Если ты еще хочешь попасть в Таверну.
– Как? – Я наклонился к ней. – И когда?
– Вообще-то никакой особой тайны и нет. Людям ведь надо есть, верно? Солдатам, стражникам... даже заключенным. Каждый день в подземелье из моей кухни носят ужин. Вряд ли кто-то будет возражать, если это сделает шут, верно?
Я едва не вскочил со скамьи. Шут на побегушках у кухарки? Что ж, это могло сработать.
– Сделаю, что смогу, – сказала Бетт. – Остальное за тобой. Если твоя жена там, то вытащить ее будет нелегко. Одной лишь удачи мало, Хью. Только не навлеки на мою голову гнев нашего господина.
Я сжал ей руку.
– Я не навлеку на тебя ничего, кроме благодарности. Спасибо тебе, Бетт.
– Я перед тобой в долгу, Хью, не забывай.
– Мне кажется, дело не только в том, что я сделал для Жофрея, Изабель и Томаса.
Она улыбнулась и бросила в котелок репу.
– Болдуин наш сеньор, но наши сердца ему неподвластны. Я понимаю, почему ты пришел сюда. Вижу, что ты влюблен. Эти руки, может быть, грубы и некрасивы, но сердечные дела мне не чужды.
Я почувствовал, что краснею.
– Неужели это так заметно?
– Не беспокойся, милок, никто ничего не замечает. Они лишь слышат твои глупые шутки да хохочут над твоими ужимками.
Я поднял луковицу, как другие поднимают кубок, чтобы провозгласить тост.
– Сохраним доверие друг друга, Бетт.
Она подняла репу. Мы чокнулись.
– Чувствую, у меня заболит голова. – Кухарка нахмурилась. – Завтра. Будь здесь к сумеркам. – И вот что еще, Хью. Ты спрашивал, держат ли в Таверне светловолосую женщину. Я проверила. Есть там одна. По крайней мере под твое описание вроде бы подходит. Светловолосая. И постоянно говорит о ребенке.
Эти слова... Для моей души они прозвучали магическим заклинанием. То, что долгое время было лишь надеждой, внезапно ожило. Софи здесь! Теперь я знал это точно. Я увижу ее завтра! Наконец!
Я так крепко обнял Бетт, что бедняжка едва не свалилась в котел с супом.
Весь следующий день я с нетерпением ожидал наступления сумерек. Время не шло, оно тянулось. Вдобавок ко всему Болдуин позвал меня развлекать его, пока пришедший обувщик снимал мерку для новых сапог.
Какой мерзавец. Мне приходилось валять перед ним дурака, едва удерживаясь от того, чтобы вонзить кинжал в его сердце.
Снова и снова повторял я про себя слова Бетт. Что мне предстоит сделать. Как все провернуть. Передо мной стояло лицо Софи, лицо, знакомое с детства. Я снова видел нас в нашем постоялом дворе.
Мы отстроим его заново. Начнем новую жизнь. У нас будет ребенок.
Потом я сидел в своей каморке на голом тюфяке и смотрел, как солнце сползает к горизонту. Наконец дневной свет стал меркнуть, наступили сумерки. Пришло время отправиться на поиски Софи.
Я спустился в кухню. Бетт суетилась, как обычно, громко жалуясь на больную голову и прижимая ко лбу влажную тряпицу.
– Мне надо лечь, – причитала она. – Да еще приготовить для герцога ужин. А кто отнесет похлебку в Таверну? Хью? Какая удача! Может, ты будешь так добр...
– У меня всего лишь две руки, – пошутил я, – и один... – Я выставил палец и, принюхавшись, наморщил нос. – Кого почесать?
– Две руки? Больше и не надо. – Бетт отвела меня в сторонку. – Главное, чтобы они держались подальше от похлебки.
Она сняла котел с огня и громко произнесла:
– Отнеси его Арману, надзирателю. И прихвати кувшин с вином. Молодец, шут, выручил. – Кухарка взяла меня за руку и заговорщически прошептала: – Удачи тебе, Хью. Будь осторожен. Место, куда ты идешь, опасное. Это настоящий ад.
Я понес котелок и кувшин с вином через двор. Руки подрагивали от напряжения. У входа в подземелье стояли два стражника, к счастью, не те, что прогнали меня накануне.
– Динь, динь, динь... ужин несу, – пропел я.
– Черт возьми, и кого только они ставят работать в кухне, – проворчал один.
– Теперь все свалили на меня... шутки на десерт. Герцогу приходится экономить.
– Да уж. Раз он послал тебя, то, должно быть, совсем обнищал, – заметил второй.
К счастью, никаких вопросов задавать не стали. Один из стражников открыл тяжелую дверь.
– Будь у тебя зад покруглей да сиськи побольше, я бы с тобой спустился, – ухмыльнулся он.
Дверь захлопнулась, и я облегченно вздохнул.
Передо мной протянулся узкий каменный коридор, освещенный лишь свечами. Еще более узкая лестница в конце его уходила куда-то вниз.
Сначала потянуло сквозняком. Потом до меня донеслись звуки – лязг железа... крик... долгий, протяжный вопль... Я осторожно сделал первый шаг вниз. Сердце едва не выскакивало из груди, лоб покрылся холодным потом...
