Мустафа сразу же отпустил Карму, и она отошла от него на безопасное расстояние.
— Отвечай, несчастный! — обратился Ибрагим к молодому человеку, немногим моложе его самого, по ходу рассматривая удивительную незнакомку. Несколько мгновений мужчины изучали друг друга. Ибрагим, однако, успевал оценить по достоинству и Карму, переводя взгляд на нее с рыбака. В свою очередь Мустафа уже понял, что перед ним какой-то высокопоставленный вельможа. Об этом не трудно было догадаться, видя его роскошный шелковый наряд, дорогое позолоченное оружие и массивный перстень на пальце. Только вот почему он без коня, если плетка в руке? Не успел он еще оформить эту мысль в голове как следует, как к поляне приблизились двое всадников и тучный купец, ведший двух богато убранных арабских скакунов.
Ибрагим сделал несколько шагов к Мустафе, бросив короткий взгляд на Карму, которая от растерянности забыла прикрыть свое лицо и сейчас дерзко смотрела ему в глаза.
— Я жду! Кто эта белая женщина?
— Это? Это…моя жена, — заикаясь, ответил рыбак.
— Нет, неправда, — громко сказала Карма.
Услышав акцент и коряво построенное восклицание, Ибрагим заинтересованно сощурил и без того некрупные зеленые глаза и внимательно посмотрел девушке в лицо. От пытливого и сверлящего взгляда, она смутилась и отвернулась.
— И кто же ты? — Ибрагим ходил вокруг нее, разглядывая и касаясь распущенных светлых волос. — Каким ветром занесло такую красавицу в наши края?
— Я нашел ее умирающей на берегу моря, господин. Мы думали, что она утонула, но обнаружили, что в ней еще теплится огонек жизни и забрали себе. Долго выхаживали, и теперь я собираюсь жениться на ней.
— Вот как? Но женщина, похоже, против, — цинично заметил Ибрагим, растягивая фразы и глядя немигающими глазами в глаза рыбака.
— Но она моя, и я имею на нее полное право. По закону шариата…
— Да-да, конечно. Но, а если она — посланник соседнего государства, и ее корабль по воле Аллаха потерпел крушение у берегов Великой Османии? Или еще хуже: на них напали морские разбойники? А может она беглая наложница какого-нибудь достопочтенного господина? А если она лазутчица вражеской стороны? А ты ее сообщник. Ведь ты ее спас. Ведь спас? — тут он обратился к Карме.
Та не поняла вопрос и сдвинула брови, пытаясь понять, о чем идет речь.
— Женщина плохо понимает наш язык?
— Она живет у нас только несколько месяцев, — тихо проговорил Мустафа.
— Она знает к какому роду-племени принадлежит?
— Кармэ с севера.
— Кармэ… — повторил Ибрагим. — Красивое имя. А откуда Кармэ? — обратился он к девушке.
— Я не знаю, как это сказать на вашем языке, — Карма вдруг почувствовала, что ей больше нет необходимости держать себя как простолюдинке, изображая забитую восточную женщину, а следует дать понять этим неотесанным мужланам, что в ней течет кровь гордых русских князей.
— Но ты хотя бы помнишь, кто ты? — поинтересовался Ибрагим.
— Я княжеская дочь.
Услышав это, секретарь визиря развел руками.
— Вот видишь? Я был прав. А дочери царя подобает жить во дворце, а не в хижине рыбака, и носить шелк и парчу, а не выцветшую грубую шерсть. Позволь, Кармэ-ханум, проводить тебя в покои, достойные твоему происхождению, — вежливо, но настойчиво проговорил Ибрагим, изобразив легкий поклон. Потом дал знак подвести коня.
Али- Рашид подвел вороного скакуна к хозяину. Ибрагим вытащил из седловой сумки темный шифоновый платок и, шепнув что-то одному из воинов, который сразу ускакал, протянул его Карме.
— В нашей стране не принято, чтобы женщина появлялась на улице с открытым лицом и непокрытой головой. Прошу тебя, лучезарная гостья, последовать нашему древнему обычаю.
Девушка не все поняла из его речи, но то, что ей рекомендуют закрыть лицо, она поняла сразу и, развернув платок, покрыла им сначала голову, а потом свободным краем прикрыла лицо, оставив одни глаза.
— Вы не имеете права просто взять и увезти у меня мою женщину! — возмутился Мустафа.
— Завтра зайди ко мне, — ответил ему через плечо Ибрагим, уже полностью увлеченный новой женщиной, которую предполагалось доставить Великому визирю Муслим-аге.
— Завтра? Куда?
— Во дворец Великого визиря. Спросишь его секретаря Ибрагима. А теперь ступай прочь.
Мустафа поклонился секретарю визиря, глянул еще раз на теперь недоступную Карму и побрел восвояси.
— А что скажет справедливейший и мудрейший господин бедному купцу? — мило улыбаясь, в поклоне спросил Али-Рашид.
— Завтра также я жду и тебя.
— Слушаюсь и повинуюсь, мой щедрый благодетель, — ответил Али-Рашид и в приподнятом расположении духа поспешил из рощи в город.
Вскоре прибыли крытые носилки с парчовыми занавесками. Карму усалили на мягкие подушки и как царицу понесли во дворец визиря.
Какое наслаждение — лежать в теплой воде и вдыхать ароматы благовоний и пряностей. Карма погрузилась в неглубокий бассейн с прозрачной бирюзовой водой и теперь лежала с закрытыми глазами, откинув голову на край водоема. Ее лицо светилось улыбкой блаженства. Вокруг копошились рабыни, подливая горячую воду в резервуар, унося ее старую одежду и раскладывая на одной из четырех кушеток, покрытых коврами, ее новый наряд солнечного цвета. Глядя на прислужниц, она вспомнила детство. Вот так же когда-то вокруг нее кружили няньки. Ах, как это было давно. Теперь остались лишь воспоминания. Горькие воспоминания.
Карма открыла глаза и стала осматривать комнату. Купальня была просторная, светлая, ее стены были выложены цветными изразцами и зеркалами. По углам в больших глиняных горшках росли пальмы. И тут ее взгляд упал на небольшое окно в стене напротив. Оно находилось почти под самым потолком. В окне стояла кованная решетка с причудливым узором из металлических прутьев. За ней висела темная ткань. Карма задумалась. Странно, зачем оно здесь, и куда оно выходит?
Одна из рабынь взяла ее за руку, стала смачивать и протирать тело мягкой губкой; помыла чужестранке голову, спину, руки и ноги. Потом подняла ее во весь рост, обдала свежей водой и помогла выбраться из бассейна.
— Да, хороша. Действительно красавица, — прошептал Муслим-ага, глядя на обнаженную девушку через окно в стене. Он опустил занавес (в другой, соседней комнате это окно располагалось почти у самого пола, и его всегда закрывал ковер; но когда в нем возникала нужда, ковер приподнимали) и, выпрямившись, обратился к Ибрагиму. — Приведи ее ко мне.
— Да, мой Повелитель, — поклонился секретарь и удалился.
