Девушка подошла к одному из витых мраморных столбов и стала наблюдать за происходящим. Ее голубое одеяние сливалось с голубой материей занавеси. Так что из-за тюля был виден только чернокожий верзила.
В центре стояло возвышение из ковров и пуфов. На нем, облокотившись о резной столик из слоновой кости с серебряным подносом сладостей, сидел хозяин дворца. С боку играли музыканты, и под их трели юная наложница извивалась в танце, ублажая затуманенный взгляд своего господина. Тот, не обращая на нее внимание, пил вино из плоской агатовой чаши и беседовал с тем самым бородачом, которого Карма видела пару дней назад в роще вместе с тем другим, молодым и высоким красавцем, что так любезно…так цинично препроводил ее в этот дом, где теперь она — то ли гостья, то ли пленница. Да, благодаря именно ему она здесь. Однако, самого благодетеля видно не было. А Али-Рашид кланялся и возносил руки к небу.
Визирь сделал знак слуге, стоявшему рядом, и тот, поклонившись, протянул купцу небольшой мешочек. От радости бородач, став на колени, припал лицом к туфле Муслим-аги; потом поцеловал бряцнувший кошелек и в низком поклоне удалился после милостивого жеста визиря, отпускавшего купца с миром.
Не успел бородач скрыться за дверями, пряча в складах своего халата вожделенную награду, как они вновь распахнулись, и Карма увидела Мустафу, робко входящего и озирающегося по сторонам. Он тут же поклонился и от волнения стал теребить свой кушак. Визирь пригласил его подойди ближе и поведать историю о спасении прекрасной чужестранки. Неожиданно Муслим-ага разразился поэтической тирадой Омара Хайяма о девичьей прелести, на что бедный рыбак поклонился и с печальный видом рассказал о своей драгоценной находке. Тут же последовал жест, повелевающий рядом стоящему слуге отблагодарить верного подданного за спасение столь важной персоны и гостьи из соседнего государства. Увидев кошелек, Мустафа смутился и замер в нерешительности. Однако, уже изрядно выпивший Муслим-ага настаивал на принятии от него вознаграждения и с миром отпускал рыбака домой. Молодой человек низко поклонился и направился к выходу.
Карма ужаснулась своей догадке. Так ее продали? Продали как вещь?! О, Боже милосердный! Она выбежала в коридор и, пробежав полсотни локтей, очутилась на балконе. Внизу, по ступенькам спускался Мустафа.
— Мустафа! — окликнула она его. Тот оглянулся. — Мустафа, подожди, не уходи.
Рыбак грустно посмотрел на нее.
— Ты не захотела стать женой рыбака. Теперь ты наложница Великого визиря Муслим-аги.
— Наложница?
— Вот, — он показал ей бренчащий монетами кошелек. — На это я смогу забыться и вырвать тебя из своего сердца, — молодой человек развернулся и продолжил свой путь. Вскоре его фигура скрылась в темноте ночи.
— Бедный Мустафа, — прошептала она ему вслед. — Зря ты так сокрушаешься. Я никогда бы не принадлежала тебе. Но я ценю твои чувства и никогда не забуду тебя. Прощай, добрый человек.
— Госпожа должна вернуться в свои покои на женскую половину, — раздался бестелесный высокий голос у нее за спиной.
Карма оглянулась, потом последний раз бросила взгляд в ту сторону, куда ушел Мустафа, и направилась к своей комнате. Ее глаза загорелись недобрым огнем, но шедший за ней великан этого не заметил.
Оставшись наедине в своей клетке, невольница забралась на постель и, прижав колени к груди, стала раскачиваться из стороны в сторону, лихорадочно соображая, как быть дальше. Внезапно двери распахнулись, и в комнату вошел узкоглазый и узколицый, невысокого роста и с колючими маленькими глазками очередной страж. За ним следом вплыли уже знакомые купальщицы и, подняв Карму за локти, повели в купальню. Значит, ей вновь предстоит созерцать этого Муслим-агу.
На сей раз ее облачили в розовый шелк с серебряным поясом и широкими браслетами на запястьях, препроводили в небольшую сумрачную комнату с двумя одинокими светильниками по противоположным сторонам и широким ложем, убранным шелковым покрывалом. В глубине, возле тлеющей жаровни на одном столике стоял узкогорлый серебряный кувшин, на другом — поднос с фруктами.
Не отходя от двери ни на шаг и озираясь по сторонам, Карма продолжала стоять неподвижно. Вдруг в глубине комнаты зашевелился парчовый занавес, приковав к себе ее внимание, и на свет вышел Муслим-ага в длинном до пола, распахнутом халате и с непокрытой коротко стриженной головой. Он, не моргая, смотрел на Карму, держа в руке какую-то блестящую вещицу.
— Благодарю тебя, щедрейший Муслим-ага за прекрасные наряды. Завтра уже я покину твой гостеприимный дворец и продолжу свой путь дальше.
Визирь обошел девушку кругом, не стесняясь откровенно оглядывать ее с ног до головы, от чего у той возникло отнюдь не приятное чувство наготы, и, приподняв ей волосы, надел на шею изумрудное ожерелье, не проронив ни звука. Ага потрогал светлые волосы чужестранки, поднес их к лицу, вдыхая аромат свежести и чистоты, провел по всей длине, едва касаясь рукой.
— Мое гостеприимство и впредь будет щедрым, а подарки — богатыми, — томно сказал он, приблизившись к Карме почти вплотную.
— Я ценю твое внимание, Великий визирь, однако столь великолепные подношения не стоит делать случайной гостье, — настаивала Карма, чувствуя, как в ней нарастает тревога.
— А разве Кармэ здесь гостья?
Девушка испуганно глянула на него. Муслим-ага мягким движением снял с ее головы вуаль и дотронулся до обнаженного плеча.
Карма резко отошла от него к окну.
— Белая женщина недотрога?
— Я настаиваю, однако, на том, что здесь я в гостях, — она украдкой глянула на столик с фруктами, высматривая нож или кинжал, потом на окно, перекрытое решеткой. Кинжал лежал возле самого края подноса. — Надеюсь, Великий визирь не посягнет на неприкосновенность подданной другого государства!
— Настаиваешь? Неприкосновенность? — Муслим-ага разразился громоподобных хохотом. Карма испуганно глянула на него. — Теперь Кармэ в моей абсолютной власти! И только я буду решать, как поступить с чужестранкой! Отныне ты принадлежишь мне, как и все, что ты видишь вокруг!
Он снова закатился от смеха, а так как был пьян, не удержался на ногах и неуклюже присел на ложе.
Карма схватила со стола кинжал и выставила его перед собой в качестве защиты. Увидев эту сцену, визирь еще пуще стал заливаться, тыча на нее пальцем.
Ибрагим, подслушивая под дверью, был удивлен подобному поведению своего повелителя. Он что-то не припоминал, чтобы когда-нибудь Муслим-ага вот так заразительно и долго смеялся. Что же могло послужить столь удивительному поступку Великого визиря? Он задумался и стал прохаживаться по коридору взад-вперед, убрав руки за спину. Чернокожий гигант стоял рядом с невозмутимым видом. Через какое-то время смех затих и, распахнув двери, из комнаты вылетела словно стрела Карма.
