Покончив с передвижением мебели, сын миссис Догерти убрался восвояси, а Хорнблоуэр приступил, наконец, к бритью — самому ненавистному для него занятию в жизни. Не то чтобы флотские уставы запрещали отпускать бороду — в Королевском Флоте служило немало капитанов-бородачей, — просто у него не было другого выхода. Однажды, еще в бытность свою лейтенантом, Горацио попробовал последовать примеру одного из сослуживцев, неизменно отпускавшего роскошную бороду в каждом более или менее продолжительном плавании. Результат оказался настолько плачевен, что Хорнблоуэр раз и навсегда зарекся от подобных экспериментов. Выросшая у него за пару недель бороденка была рыжеватой, редкой и более того — напоминала козлиную. Услышав как-то за спиной смешки матросов, он решительно сбрил чахлую поросль и с тех пор предпочитал ежедневные мучения перед зеркалом, усугублявшиеся к тому же девичьей нежностью его кожи.
В это утро Горацио ухитрился порезаться лишь однажды, да и то чуть-чуть. Настроение у капитана заметно поднялось, и в гостиную он спустился в значительно лучшем расположении духа, нежели при пробуждении. Словно желая искупить свою вину, хозяйка приготовила чудесный завтрак: тосты, яичницу с беконом, ароматное свежее масло и клубничный джем. Завершала все это великолепие огромная чашка дымящегося кофе. Если учесть, что в прошлый раз Хорнблоуэру подали подсохший сыр, черствый хлеб и какую-то бурду неопределенного цвета и вкуса, сегодняшний завтрак можно было смело назвать «лукулловым пиршеством» [9]. «Впрочем, — мелькнуло в голове Хорнблоуэра, — завтрак, скорее всего, просто стал защитной реакцией миссис Догерти на угрызения ее cовести за испорченный сон постояльца». Как бы то ни было, после трапезы капитан полностью простил в душе негодника Бинки и даже дал себе мысленное обещание сунуть тому пару пенсов на выпивку, если, конечно, когда-нибудь доведется встретиться с ним.
Испустив вздох глубокого удовлетворения, Горацио блаженно откинулся на спинку кресла, и в этот момент с улицы донесся стук колес подъезжающего экипажа. Спустя минуту дверь гостиницы распахнулась, и на пороге показался, к вящему удивлению капитана, м-р Барроу, Второй Секретарь Адмиралтейства, собственной персоной. Одет он был, по обыкновению, в меру консервативно, но в полном соответствии с модой. Если у м-ра Барроу имелись какие-либо мысли относительно убожества выбранного капитаном пристанища, они никак не отразились на его холеном, чисто выбритом, бесстрастном лице. Он коротко поклонился и сразу же перешел к делу.
— Доброе утро, капитан. Рад видеть, что вы уже закончили завтрак.
— Доброе утро, сэр. Я полностью к вашим услугам.
— Ну вот и отлично, — усмехнулся Барроу. — Как вы смотрите на небольшую прогулку по сельской местности?
— По сельской местности? — осторожно переспросил капитан.
— Совершенно верно. Мы навестим одного человека, который может оказаться крайне полезным в предстоящем всем нам деле.
— И кто же это? — заинтересованно спросил Хорнблоуэр.
— Его зовут граф Миранда. Между прочим, весьма прелюбопытный субъект, — ответил Барроу. — Но я не буду сейчас утомлять вас подробностями, м-р Хорнблоуэр, очень скоро вы сами все увидите и услышите. Пусть граф Миранда станет для вас маленьким сюрпризом. Если вы готовы, карета ждет…
Капитан на минуту поднялся наверх в свою комнату, чтобы прихватить кое-какие мелочи, и вскоре они уже ехали по лондонским улицам в удивительно просторном и удобном экипаже, путешествие в котором, по сравнению с почтовой каретой, представлялось верхом комфорта. Мягкие сиденья, обитые кожей, бесшумно закрывающиеся дверцы с большими окошками, колеса на мощных рессорах — все это производило впечатление не обычной дорожной кареты, а самого настоящего дома на колесах.
— Эта карета принадлежит м-ру Марсдену, — сообщил Барроу в ответ на невысказанный интерес в глазах Хорнблоуэра. — Он заплатил за нее две тысячи гиней.
Горацио воспринял информацию молча, но подумал, что для чиновника у м-ра Марсдена слишком широкие замашки. Впрочем, он тут же устыдился своих мыслей. В конце концов, кто он такой, чтобы судить незнакомого, в сущности, человека? Что он знает о Марсдене, кроме общеизвестных фактов? Может, он обладает огромным состоянием, а служит исключительно из патриотических соображений.
— Нет, у м-ра Марсдена не имеется золотых приисков, — продолжал Барроу, с удивительной прозорливостью угадав ход мыслей своего собеседника. — Он живет только на жалование и крошечную ренту. Карета лишь формально является его собственностью. Она куплена на деньги из специального фонда Адмиралтейства и предназначена, помимо придания должной значительности персоне Первого Секретаря, как раз для таких поездок, как сегодня у нас с вами.
Хорнблоуэр не очень понял последние слова м-ра Барроу, но не стал задавать вопросов. Ему становилось все яснее, что Адмиралтейство, кроме непосредственно морских дел, занимается еще очень многим, о чем лучше ничего не знать. Он повернул голову и выглянул в окошко. Судя по постройкам, карета уже выехала из города и проезжала одно из предместий Лондона. Хорнблоуэр никогда раньше в этом районе не бывал.
— Долго ли нам ехать, сэр? — осведомился он.
— Час с четвертью, — ответил Барроу, также бросив взгляд за окно.
После этого короткого обмена фразами воцарилось продолжительное молчание. Хорнблоуэр, хоть и желал задать кое-какие вопросы, не считал себя вправе злоупотреблять разговорчивостью спутника. Что же касается мистера Барроу, то сей достойный джентльмен, казалось, начисто позабыл о своем соседе и погрузился в глубокое раздумье.
— Поворачивай налево, — приказал форейтору мистер Барроу, высунувшись из окна.
Карета послушно свернула с тракта на узкую аллею, обсаженную дубами и изрядно заросшую травой. Примерно через четверть мили аллея вывела на открытое пространство, и взору Хорнблоуэра открылся изумительный ландшафт, какой можно встретить лишь в Англии. Огромный луг, покрытый полевыми цветами и изумрудной травой, пересекала неглубокая река с кристально прозрачной водой. На правом более высоком берегу возвышались мощные крепостные стены из красного кирпича; верхняя часть стен полуобвалилась, но несколько бойниц сохранилось. Судя по внешнему облику крепости, дату ее постройки можно было отнести ко времени войн Алой и Белой розы, а то и к более раннему периоду. Лишенная колоколов звонница наводила на мысль, что когда-то в этих стенах располагался укрепленный монастырь. Можно было только гадать, по какой причине он был покинут, но сейчас, во всяком случае, здесь снова обосновались люди. Прямо под южной, лучше других сохранившейся стеной был разбит палаточный лагерь. В проходах между палатками деловито сновали какие-то люди, но Хорнблоуэра больше всего поразила сама стена. На различном расстоянии от земли к стене буквально прилипли пять или шесть человеческих фигурок. Самым удивительным было то, что они двигались вверх, пусть очень медленно, но двигались. А еще удивительней был тот факт, что лезли они по стене без всякой страховки. Во всяком случае, даже наметанный глаз Хорнблоуэра не смог обнаружить ни веревок, ни крючьев, ни каких-либо иных приспособлений. Эти люди карабкались на стену, пользуясь лишь руками и ногами. Если учесть, что высота стены составляла не меньше пятидесяти футов, нетрудно было понять, какому риску подвергают себя эти сумасшедшие.
