Пожилой мужчина скомкал газету и бросил ее в воду. Сильный порыв ветра подхватил бумажный ком, быстро понес его в сторону водолазных ботов.
Пожилой удовлетворенно ухмыльнулся.
Крепко, в последний раз затянувшись, вахтенный прислушался: кроме привычного плеска волн и свиста ветра возник новый звук. Вахтенный еще не знал, что это шум мазутной струи, выпускаемой в море диверсантами. Загасив окурок в бачке с песком, вахтенный по-прежнему неторопливо направился в ту сторону, где находился вентиль.
Литовцев следил за ним из-за переборки.
Вахтенный подошел к борту, снова прислушался, перегнулся через поручень, стараясь разглядеть вентиль.
И в этот миг Литовцев нанес ему сильный удар в лицо…
Успев немного отклониться, матрос схватился обеими руками за голову Литовцева, потянул поручика на себя…
После недолгой борьбы Литовцеву удалось стащить вахтенного с палубы, но, не удержавшись, он вместе с ним упал в воду.
Через секунду они оба вынырнули. Лицо парня было окровавлено, но он крепко держал Литовцева поперек корпуса. И силился крикнуть, но поручик все время зажимал ему рот ладонью.
Спустя мгновение они снова погрузились под воду, вернее, под толстый слой покрывшего ее мазута.
Снова вынырнули, сплетаясь в последней смертельной схватке.
Пожилой диверсант, которого Чаплицкий назвал в разговоре с Литовцевым «дедом», беспокойно осматривался, он явно боялся, что кто-нибудь с судна заметит происходящее.
Наконец, махнув рукой, он взял заранее приготовленные факелы из пакли, полил из бадейки керосином и подогнал лодку к самой кромке мазутного пятна.
Последний раз осмотрелся, поджег факелы — один, другой, третий — и начал опускать их, тихо передвигаясь на лодке, в густой мазут.
От берега он был пока что скрыт бортом лихтера.
Бегучее пламя, мгновенно охватившее факелы, легко перебросилось на поверхность мазута.
Вспыхнуло море.
Огонь охватил невысокие пологие волны и вновь вынырнувших на поверхность Литовцева и молодого вахтенного матроса. Лица их были залиты кровью, испачканы мазутом, искажены страданием.
Литовцев выплюнул изо рта воду с мазутом, истошно закричал, замахал «деду» рукой, но тот, не обращая на него внимания, развернул лодку…
Ветер, ветер…
Он гнал пламенную волну, возникшую, словно по волшебству, и растущую с каждым мигом, прямо на водолазные боты.
А диверсант, отплыв на веслах несколько саженей в противоположную сторону, снова оглянулся и увидел вахтенного; тот вынырнул, на сей раз уже один — Литовцева над водой не было.
«Дед» перекрестился, завел небольшой мотор и нырнул во тьму, которая рядом с оранжево-дымным пылающим морем стала еще чернее и гуще.
…Огненную реку увидели на первом водолазном боте.
Раздался крик: «Полундра!», люди бросились к подветренному борту.
Несколько секунд водолазы в растерянности смотрели на волну пламени, прервав работу. Только подводники, стоявшие на воздушной помпе, продолжали мерно качать воздух для своих товарищей, работавших под водой.
— Что за диво? — изумленно вопросил Иван Зирковенко, ни к кому, впрочем, прямо не обращаясь.
Усатый пожилой боцман Говорухин, прошедший на своем веку три крупных кампании, внимательно всмотревшись в пламя, сказал хмуро:
— Оно тебе сейчас покажет… «диво»!.. Это нефть горит… Либо мазут.
На палубе появился Щекутьев. В одно мгновение он оценил обстановку.
— Да-а, что-то в этом роде… — подтвердил он мнение боцмана. — Я такое уже видел однажды… в Сиднее… Страшная штука: ветер-то на нас гонит!
Боцман Говорухин предложил:
— Уходить надо, Сергей Сергеевич!
— А они? — Щекутьев выразительно кивнул на воду, в глубине которой работали водолазы. — На подъем минут пятнадцать уйдет… — И тут же скомандовал: — Пахомов, Сапегин! Срочный подъем водолазов! Сигнальте водолазам аварийный подъем!
Матросы несколько раз подергали подъемный водолазный трос, передавая тем, кто под водой, условный сигнал, затем быстро и деловито наладили лебедку для подъема. Включили мотор. Трос зазмеился из воды, начал медленно наматываться на вал лебедки…
…Медленно-медленно — а быстрее нельзя, человек не выдерживает быстрого подъема с глубины — поднимались водолазы Федор Гарковец и Василий Косов, и вот корпус затонувшего судна уже под ними…
Щекутьев командовал на палубе бота:
— Быстро, быстро, орлы! Не паниковать! Ведра готовьте, багры, топоры… Синилов, не вижу дела! Что там с пожарной помпой?
— Не качает, Сергей Сергеевич… — растерянно отозвался молодой матрос.
— Да ты что, с ума сошел? — остервенело закричал ему Щекутьев. — Голову оторву!..
Синилов в полном недоумении развел руками:
— Вчера проверял — работала, как из пушки… А нынче поршня клинят!
Щекутьев бросился к помпе, принялся отвинчивать крышку воздушного механизма.
Матросы выстроились тем временем на подветренном борту, готовые встретить пламя, — с баграми, топорами, ведрами на веревках и прочим нехитрым противопожарным снаряжением. Кто-то заранее наливал в бадью забортную воду.
А водолазы поднимались — уже близилась поверхность моря. Гарковец, по-прежнему не ведая о случившемся, с изумлением смотрел на багровое зарево над своей головой — такой картины ему видеть еще не приходилось!
…Пламя уже подступило плотной стеной к борту судна.
Щекутьев, чертыхаясь, все еще возился с помпой, а подводники дружно отражали натиск огня, обливая палубу и борта бота забортной водой…
Торопливо качали воздух водолазам, мерно чавкал насос, по резиновому шлангу от каждого качка, словно конвульсия, пробегала воздушная волна…
Шланг перевешивался через борт водолазного бота, уходил под воду, к водолазам. Никто в суматохе не видел, как откуда-то сверху пролетел пожарный топорик, воткнулся в палубу, одновременно перерубив шланг, почти на всю толщину его. Из шланга с шипением, со свистом рванулся воздух…
Иван Зирковенко, стоявший на помпе, первым заметил, что ход поршня стал необычайно легким. Передав рукоятку другому матросу, он побежал вдоль шланга. Вот и топорик, воткнувшийся в резиновую кишку — Иван все понял. Истошно заорал:
— Полундра, ребята! Обрыв шланга!..
Щекутьев подбежал к месту аварии, отдал команду:
— Эй, на лебедке! Аварийный подъем!..
Лебедка начала вращаться с бешеной скоростью.
Багровое зарево над поднимавшимися водолазами приближалось — поверхность была уже рядом. И вдруг Гарковец увидел, его товарищ извивается в воде, судорожно размахивает руками и ногами.
