– да и только.
– Пошли, брат, Клим.
– Пошли, брат Федор.
У паперти они повстречали диакона Варфоломея. Старик сидел на могильном камне, под которым покоился первый настоятель церкви Вознесения Господня, и плакал.
– Кончай плакать, Варфоломеюшка, – ласково проговорил Федор и погладил его обнаженную голову. – Слезами горю не поможешь… Крест надобно на место возвращать.
– Пепу, – всхлипнул дьякон, я Пепу мертвого в Маруськином логу нашел… Теплый еще был – из нагана кожаный пристрелил…
– Похоронил? – хмурясь, спросил Клим.
– Похоронил, как смог… – всхлипнул старик. – За что невинную душу погубили?.. Божьего человека пристрелили, ироды…
– Не плачь, старик! – сказал Федор. – Не плачь… Вот вознесем на место крест животворящий, тогда вместе за невинно убиенного помолимся…
– Сирота казанская, – не унимался дьяк. – Кому мешал? Жил тихо, Богу молился, сухой корочкой питался…
Острые плечи дьякона снова мелко затряслись в рыданиях, но Федор мягко дотронулся до Варфоломея:
– Брат, Господь и тебя призывает.
Дьяк утер рукавом глаза.
– Чего надо-то?
– Лестницы покрепче не найдется? А то ту хлипкую Гришка истоптал, труха посыпалась из дерева…
– Есть, – растирая слезы по лицу, ответил дьякон. – Принесть?
– Неси, неси… – ответил Клим. – Хорошо, что веревки не унесли с собой…
– Не до того было супостатам…
– Да, видать так…
Клим разулся, повесив портянки на сапоги. Перекрестился на наклоненный крест – и полез на колокольню, держа на плече лестницу.
… К утру, когда небо посветлело, и растворились звезды в молочном свете только-только приступающего к людям дня, бледная, почти прозрачная луна уже стояла над крестом, вознесенным на свое исконное место.
– Вот это и есть крест животворящий! – снизу воскликнул Варфоломей, осеняя себя крестом.
– Молитву, молитву прочти, Варфоломеюшко!.. – закричал из-под небес Федор. – Молитву Животворящему Кресту!
Дьякон наморщил лоб, вспомнил, и загудел, как тот набатный колокол, неся уже не тревогу, но надежду великую, Слово Божье в просыпающейся, но еще дремлющий мир:
– Спаси, Господи, людей Твоих и благослови все, что принадлежит Тебе. Дай победы на врагов православных христиан, и сохрани силою Креста Твоего тех, среди которых пребываешь Ты!..
Голос дьякона, разлетавшийся в утренней тишине по всей округе, долетел и до Васьки Разуваева. Тот вел по своего любимого коня к Свапе. Конь давно был колхозным, «безбожным» значит, протии Господи. Но Васька не забывал своего любимца.
– Чудо свершилось… – перекрестился он, увидев крест на своем обычном месте: будто бы и не гнула толпа, не стаскивала его с маковки с тупой бычьей яростью. Крест стоял прямо, как ему и было положено стоять. И, как показалось бывшему матросу, даже сиял в восходящих лучах золотого солнца.
– Господи!.. Чудны деяния твои, Господи! – не переставая креститься, повернул Васька гнедого на площадь, где висела рында, в которую били при пожаре. Конь, закусив удило 35, оскалив желтые крепкие зубы, призывно заржал – будто бы тоже радовался. Или испугался чего.
– Накажет, накажет Господь всех, кто против креста животворящего пошел!.. Ох накажет! Я же говорил, Колче паразиту шею свернули. Петруха Черный хромым стал. Вчера в драке Тараске челюсть раздробили… Вот оно, наказание Господне, – довольный, потирал Разуваев руки, будто вчера сам, в дым пьяный, не тянул за концы пенькового каната. – Аз воздам!
Он, успокоив затанцевавшего коня, еще раз оглянулся на церковь. Крест плыл в утренней голубизне неба величаво и торжественно. Ваське показалось, что это он, крест, от которого они вчера отреклись и прокляли, плывет по розовому небосклону. Огромный – с пуд весом, не меньше! – чугунный черный крест даже не плыл, а парил в небе. Легко и крылато. Но тяжесть его ощущалась даже в этом невесомом парении над обильно политой русской кровью землей. И кажущая легкость не обманывала: тяжко, ох как тяжко будет тащить свой крест каждому слободчанину, взбираясь на ту крутую гору Голгофу на их малой родине – Аномалии. Во много раз тяжелее, чем вечному жиду Агасферу, обреченному на вечные скитания в наказание за то, что отказался помочь Иисусу нести крест, с которым тот шел на распятие.
Долгие годы потом будут расплачиваться мои земляки за поругание веры, любви и надежды. Многим и по сей день не прислониться к стене, чтобы передохнуть хоть малость, не сбросить с плеч своих тяжкое бремя наказания Господня.
…В то же благое утро случился у Петра Ефимовича черный приступ его болезни. Доктор Фока Лукич, возившийся с открытым переломом ноги Карагодина, разжал ему ножом зубы, чтобы больной не прикусил себе язык и не задохнулся. Отошел в сторону и стал ждать.
Трепало его жутко. Самые активные комбедовцы, пришедшие в дом Петра Ефимовича за похмельной чаркой, со страхом крестились, слушая рассказ сына председателя «Безбожника» Гришки Карагодина.
– Всю ночь на задних огородах выла собака, – рассказывал Гришка. – Выла ужасным голосом, желтыми горящими глазами заглядывала в хату. Такой черный лохматый пёс…
– Может быть, Судорука сучка? Там мордаш – что моя башка с похмелья…
– Судоручная сука щенок против того пса, – ответил Григорий. – У нас в Слободе таких собак век не бывало.
Посадские, пятясь к двери, уже без утайки крестились. А Венька Водянкин зачем-то подошел к больному Петру Ефимовичу и поцеловал его в желтый костяной лоб. Как покойника.
– Спи спокойно, дорогой товарыщ Карагодин, – сказал Водяра и икнул. Он уже похмелился. Водянкину было хорошо.
ИЗ «ЗАПИСОК МЁРТВОГО ПСА»
Красная Слобода.
30 октября 1937г.
Сегодня П.Е.Карагодин жаловался на участившиеся приступы. Хроническая болезнь все чаще проявляется судорожными пароксизмами и характерными изменениями личности.
Я должен выяснить причину возникновения эпилепсии. Без этого, учил меня профессор Гельгард, эффективное лечение психических заболеваний невозможно. Мне нужно было выяснить, из-за чего возник в коре головного мозга моего пациента очаг возбуждения. Для этого мне нужна была его история жизни.
Без истории жизни нет истории болезни.
Я должен «проникнуть» в подкорку. Если использовать метод Гельгарда, то это мне удастся. Верю в успех.
7 ноября. 22 часа 34 мин. При очередном визите пациента К.П.Е. я решился ввести пациента в гипнотический сон. Профессор Гельгард, сам обучавшийся гипнотерапии в Берлине, у доктора Альберта Шульца, считал гипнотерапию самым верным союзником психотерапевта.
На мой взгляд, очаг возбуждения в мозге, если нет органического вмешательства или последствий физических травм, происходит из-за сильнейшего нервного потрясения. Какого – расскажет сам пациент, введенный мной в гипнотическое состояние.
Получить согласие на рискованный эксперимент у пациента, считаю делом невозможным. Ввожу в транс без согласия пациента.
…Опять назойливое воспоминание о каком-то черном псе. Вспомнил цыганку, предсказавшую ему судьбу. Цыганка когда-то сказала ему: «Бойся черного пса! Ты и весь твой род настоящий
