на дверь. С минуту Амадей и Мелисса опасались сказать слово. Наконец последняя осторожно поинтересовалась у Насти, всё ли хорошо?
— Конечно! — ответила Настя, с силой швырнув ножны с мечом на кровать, и плюхнулась следом.
Амадей многозначительно переглянулся с Мелиссой. А Настя вдруг продолжила саркастично:
— Ведь это абсолютно нормально, когда парень идет в баню с какой-то волшебной бабой!
* * *
На ходу Рэй присмотрелся к страшно заношенной робе Сольвейг.
— Хочешь купим тебе одежду? Ты в этой хламиде с нашей первой встречи. Повсюду нитки торчат, того и гляди хвост наружу выпадет.
— Не понимаю, чего тебя мой хвост так волнует? Эх, можно и купить, но это будет глупой тратой денег. Стоит мне обернуться лисой — от новой одежды одни клочья останутся. Не жалко будет?
— Хм. Погоди, а почему роба-то остается невредимой? — только сейчас задался он этим вопросом.
— Она… особенная, — задумчиво ответила Сольвейг. — Да, видимо, я опять не была до конца честна с тобой, когда сказала, что копия сумки Елены — единственный предмет героев в моем распоряжении. Эту робу придумал Горицвет на пару с Эльмирой. Еще до того, как…
— Предал героев?
Лисица резко обернулась, но скоро опустила взгляд, ничего не ответив.
Двое прошли в предбанник, где надлежало оставить одежду. Стрелок решил войти голышом, как и местные.
— И что, даже прикрыться мне не прикажешь? — спросила Сольвейг.
В ответ Рэй безразлично повел плечом, так же как Сольвейг делала это постоянно. Отсутствие ответа возмутило. Но Сольвейг не стушевалась, тоже войдя нагишом.
— Так ты проблемы решаешь?
— Отвернись! Бесишь.
Стрелок улыбнулся, располагаясь на верхний полок спиной к подруге.
— Ты о чём-то хотела говорить?
Девушка сидела, обхватив коленки. Слышно было, как потрескивают остатки угольков в печи, а по полку́ шелестит влево-право пышный лисий хвост.
— Ты хорошо себя чувствуешь? — наконец спросила она. — Что случилось… с твоими снами?
— Видела? — обернулся стрелок, вспомнив, что той видны его сновидения.
Она толкнула его голову:
— Отвернись! И что я должна была увидеть, а?
Пот уже блестел на коже, а пышный хвост так и шуршал беспокойно по доскам.
— В твоих снах обычно либо пошлятина, либо бессмысленная мешанина, в общем-то характерная для слабого ума. Но сейчас…
Рэй сидел на горячих досках, в жаркой бане оледенев от того, может быть известно Сольвейг.
— Сейчас в них лишь тьма, — завершила она тихо. — Густой, непроглядный морок так и стелется перед глазами. И я чувствую силу, что скрывается за ним. Очень страшную, очень черную силу. Неужто ты умудрился где-то словить еще одно проклятье?
— Просто переживаю из-за далекого путешествия, вот и неспокойно на душе.
— Пошто же? Еще не привык к скитаниям? Уж у тебя побольше опыта, чем у большинства нынешних героев.
— Путешествие на север будет долгим. И кто знает, какие опасности нам встретятся. Жуть берет, как вспомню фамиров в том страшном доме. А на севере от одной погоды помереть можно.
— Положим, рядом таки будет премудрая снежная лиса! — чуть веселее ответила Сольвейг. — Так и быть, не дам тебе замерзнуть во снегах.
— Что, и хвост дашь потрогать?
— Размечтался! — шаркая по полку тем самым хвостом, хмыкнула она.
— Давай хоть пару туфель тебе купим. Босиком по снегу не очень-то гулять.
— Не люблю обувь. Я всю жизнь обходилась без нее. Знаешь, после всего случившегося, в твоем сердце стало немного, совсем чуть-чуть больше духа. Так что мое тело теперь может восстанавливаться гораздо быстрее. Уже и мозоли не беспокоят.
Неожиданно он ощутил горячее — Сольвейг отклонилась, навалившись тонкой спиной на него. Сразу стало нестерпимо жарко, будто прямо в грудь углей закинули.
— Любишь ее? — шепнула она.
— Ты о Насте? — справляясь с волнением, спросил он. — Когда мы жили в Умире, казалось, что я действительно хочу сблизиться с ней. Но этот мир столь опасен. Настя рассказывала, как они прошли через зачумленный Железногор. Про мор, что распространился там, про бандитов, что напали на них в пути, про жителей, которые из отчаяния и страха пытались их ограбить. Жердяй, богинки, шишкуны, о которых то и дело упоминают местные, и какой только нечисти нет в этом мире. Волшебные лисы, что запросто могут поселиться у тебя в душе! — легко толкнул он спиной. — Не знаю, хорошая ли это идея, заводить отношения в нашей ситуации. Да и вестники, думаю, скучать не дадут.
— Твердо решил с ними сражаться?
— Я же герой.
— Так почему трусишь пред чувствами? Так сильно боишься потерь? — спросила Сольвейг, а потом протянула с какой-то, пока что непонятной ему грустью: — Не-ет, не в том дело. Ты хочешь стать образцовым героем, хочешь стать сильнее. Отношения это уязвимость. А любовь и вовсе делает беззащитным — герою так не положено, да?
Рэй молчал.
— Одному-то и смерть не страшна, да? Одному умирать — что спирта на морозе глотнуть: обожжет да отпустит. Тихомир вам это доказал своим примером, но не нова премудрость: одиночки — самые страшные противники. Попробуй, возьми человека, который ни на кого не рассчитывает, никем не дорожит и не ничего не боится.
— Звучит тоскливо, когда ты это так преподносишь.
— Даже не отпираешься? Далеко пойдешь, Рэй из далекой страны, — негромко и слегка отстраненно произнесла она. — Горицвет, Тихомир, Рэй — все трое одного поля ягоды… хоть и разные на вкус. Вопрос в другом: к чему тебе сила? Исполнение божественной воли? Что-то не верится, что такой сухарь, как ты, истово уверовал. Да и такому, пожалуй, страх перед собственной совестью пострашнее божьего гнева будет. Предназначение героев? Но этот мир не скажет спасибо за твои старания. Знаешь, Елена… думаю, она любила Горицвета, оттого и верила ему до самого конца. Похоже, что и он
