Неправдой было бы сказать, что утром пилот заправил свой самолет и улетел. Вместо керосина, необходимого для реактивного двигателя, в немецких бочках плескался бензин. Не смог он и отремонтировать рацию — все же был он пилотом, а не радистом.
Он сделал единственное, что было в его силах. Он выжил. Пережил ночь в холодном бараке, смог проснуться. Разложил ветки, облил их бензином и когда услышал рев моторов поисковой партии, чиркнул спичкой.
Его вывезли на стареньком винтовом самолете, а вот с его сверхсекретной машиной пришлось повозиться дольше. Но опять же — не в ней суть.
Дело в самой этой взлетной площадке.
Перед тем, как взлететь, пилот транспорта спросил у потерпевшего бедствие:
— Видел?..
Отрицать было бесполезно.
— А что это такое?
«Терпелец» только пожал плечами. Он был неболтлив, с младых ногтей привыкший видеть только то, что разрешает Партия, толковать события лишь так, как это дозволено линией все той же Партии. Это умение вместе с небестолковой головой сделали позже из него генерала. Он, разумеется, не был бесхребетной тварью — просто так его воспитали. Впрочем, с этого момента к нашей истории он отношения не имеет.
Еще до того, как был увезен экспериментальный самолет, на базу прибыла комиссия, которая должна была установить, откуда за Уралом могло взяться это «эхо войны» — немецкая авиабаза. Вероятно, посыпались бы головы, но за давностью лет виноватых не нашли. Выяснили только «как» и «зачем».
В войну немцы довольно скоро поняли, что войну они проигрывают не только на полях сражений, под Москвой и Ленинградом. Победа ковалась в тылу, за Уралом. И ничего с набиравшими обороты предприятиями сделать было невозможно, у бомбардировщиков банально не хватало дальности. Был объявлен конкурс на создание «уральского» бомбардировщика, но его результаты явно опоздали.
Но до его завершения в тылу Советского Союза было построено несколько авиабаз — доставляли технику и боеприпасы, на подлодках ставили ангары, рыли блиндажи, укладывали взлетную полосу. Размах был широким: хочешь — лети бомбить Сибирь, хочешь — сжимай хватку на Северном Морском пути.
Так была построена и эта база. По найденным бумагам определили ее название: «Айсштосс».
— «Ледяной удар».
Неизвестно, взлетал ли с нее хоть один самолет, но если это и так, то никакой роли в войне база не сыграла.
Через двадцать лет над ее судьбой задумались: что с ней сделать — срыть? Взорвать? Но кому-то в голову пришла мысль — а не использовать ли ее по назначению, то есть военной базой. Предложение приняли, даже название не сильно и переделали — вместо «Ледяного удара», стали именовать ее «Ледяным щитом». Щит — это в том плане, что держава по легенде миролюбивая. А насчет льда вовсе никакого вранья — копни землю поглубже и будет тебе вечная мерзлота.
Стараниями зеков провели линию железной дороги. Вынужденным трудягам не сообщили, зачем и куда эта дорога — для них она осталась еще одной безымянной «комсомольской стройкой».
В конце дороги построили целую развязку — небольшое зданьице вокзала, подъездные пути — все как положено: со стрелками, семафорами. Депо на несколько составов, с цехом, способным выполнить текущий ремонт.
Зекам так и осталось неизвестным, зачем было тянуть железку и строить вокзал в этой глухомани.
Может, в перспективе, — предполагал кто-то, — предполагалось достроить к вокзалу город?.. Прокопать к нему от моря судоходный канал длинной хоть в двести верст? А что, дармовых трудовых ресурсов в стране хватало…
Но все оказалось проще: как только заключенных удалили на иную стройку социализма, появились иные люди, которые повалили просекой километр леса, проложили в ней дорогу, которая связала новый вокзал и старый, очень старый аэродром.
И на боевое дежурство стала база. Была она не сильно секретной — командование сильно сомневалось, что немцы забыли о своем имуществе, не сообщили о ней союзникам.
С самого начала это была «ложная база», о чем даже не знали солдаты, служившие на ней.
И начнись война, личный состав базы действовал бы согласно инструкциям, которые можно было бы свести к двум фразам: суетиться и изображать кипучую деятельность. А цена базы «Ледяной Щит» равнялась цене одной ракеты, отвлеченной от какой-то неясной, действительно секретной базы. От цехов Новосибирска, от транспортных развязок Свердлова.
Потому личный состав укомплектовывали людьми почти обыкновенными. Может, и более патриотичными, но о двоих руках, ногах и одной голове, в которую так и норовит влезть тоска. В последней-то и главная проблема.
Ибо на этой базе вообще много видов одиночества… Оно здесь оптом и в розницу. Можешь побыть сам по себе — просидеть целый день в какой-то комнатушке. Можно провести время вместе с сослуживцами, которым ты уже пару недель сказал все, что хотел, и сболтнул еще и то, что говорить ни при каких обстоятельствах не следовало.
И единственно правильный ответ на окрик часового: «Стой, кто идет», это «Да пошел ты в задницу, как вы мне все надоели…»
И часовой кивнет, поставит автомат на предохранитель, ибо и часовым неизвестен пароль, непонятен и отзыв. Не выстрелит в темноту и пустоту просто так, чтобы размять замершие пальцы. Потому что в пустоте и одиночестве кто-то такой же, как и он.
Ибо база уже всеми забыта, и вокруг часового — только бурые медведи и пьяные сослуживцы.
Старые немецкие приемники ловили только длинные и средние волны. Впрочем, радиостанций в этом районе и не было. Лишь иногда прорезали эфир сообщения какой-то геологоразведывательной партии. А еще раз совсем недалеко, в трехстах километрах, брякнулся какой-то космический модуль. И опять тишина.
И вот наступил тот день, когда подполковник, командующий базой «Ледяной Щит», поднял часть в ружье.
Командование части и солдаты восприняли это чуть не с удовольствием — хоть какое-то но развлечение, разнообразие.
Из гаражей в спешке вывели огромные тентованные грузовики, раздали автоматы, патроны. Солдаты заняли свои места, и грузовики уехали за шлагбаум части, зашуршали шины по вечно влажной трассе.
Когда прибыли на место, их уже ждали. Народу было предостаточно — кажется, стянули всю милицию и волонтеров из всех ближайших городов, сел…
— В чем, собственно, дело? — спросил подполковник, выбравшись из штабной машины.
— Мы преследуем опасных преступников. Они где-то в этом массиве. Сколько у вас людей?
Подполковник назвал число.
— Хорошо. Разворачивайте цепь, и начинаем прочесывать. Равнение — направо. Пусть крайний слева коснется плечом шоссе…
