XVIII
Отряд янычар, «яко лев рыкающий», ворвался в небольшое греческое поселение, когда там оставалось мало мужчин, большинство засветло ушли на рыбный промысел в море. Объявив на рыночной площади, что все жители селения запятнали себя неповиновением турецким властям и даже вооруженным выступлением против них, янычары принялись методично и безжалостно истреблять старых и малых, женщин и детей, пока не залили кровью пыльные улицы поселения, перебив даже домашнюю живность, не успевшую укрыться от обезумевших от сатанинской ярости османов.
Только на закате дня вернулись к родному берегу рыбаки с большим, как никогда, уловом, но некому было встречать их у причала. Лишь одна безумная старуха, невесть как выжившая, по-детски радовалась множеству пойманной рыбы, погружая в живое серебро свои руки и отбирая для себя, как обычно, несъедобных рыб…
Черный Микаэль первым прознал о бесчинствах карателей и тут же снарядил погоню за ними. Мстители настигли янычар только на следующий день в отдаленном горном селении. И завязался там жестокий бой, в котором никто не молил о пощаде. В результате турок перебили почти всех, оставив в живых только маленького толстяка Гулям-пашу, начальника отряда. Затем его передали в руки рыбаков, потерявших семьи. Месть была страшной — Гулям-пашу растерзали на мелкие кусочки. А после содеянного рыбаки стали умолять пиратов дать им оружие. Кроме сопротивления врагам они больше ни о чем даже не мечтали.
Но что мог поделать Черный Микаэль против многих турецких карателей, буквально наводнивших побережье и методически уничтожавших мирные греческие поселения? Да и необходимого количества оружия у него просто не нашлось бы, ведь все местные греки теперь в один голос не просили, а требовали вооружить их надлежащим образом. И тогда пиратский предводитель отправил за помощью к русскому главнокомандующему графу Орлову своего помощника Николаса Красного.
Николас Красный прежде чем удостоиться счастья видеть графа Орлова, был неоднократно допрошен охранниками и только после того, как сам «превосходительство» случайно увидел его в окно своего кабинета и узнал в нем одного из своих избавителей от итальянских разбойников, обиравших искателей приключений, пропущен во дворец.
Сам граф в данный момент пребывал в беспокойстве относительно дальнейшей своей судьбы, ведь только что им было получено тайное послание от самой матушки-императрицы Екатерины Второй, которая предупреждала графа, что хорошо осведомлена о развлечениях Орлова в «странах иноземных». Вместо того, чтобы всемерно выполнять государственную службу, он позволяет себе бесконечные кутежи и блуд. В конце послания императрица прозрачно намекала, что если и впредь такое поведение графа продолжится, то ни ему, ни всем его сродникам не будет от нее никаких благоволений и поблажек, даже наоборот, за все спросится строго.
Именно в такой редкий час, когда граф Алехан пребывал в раскаянии и страхе, заявился к нему на прием посланник греков со своими «нижайшими просьбишками». Естественно, что со стороны графа он встретил самый радушный прием, был одарен тысячью обещаний и даже препровожден не в роскошный банкетный зал, как обычно, а в пещеры, вырытые рядом с дворцом Орловых в незапамятные времена. В этих пещерах, как оказалось, хранилось оружие, которое граф готов был прямо сейчас передать в руки повстанцев.
Николас ходил по подземным галереям и с удовольствием брал в руки то новенький мушкет, то пистолет с длинным дулом, то фузею, а уж от количества холодного оружия у знатока просто глаза разбегались.
Провожая посланника повстанцев, граф Алехан молвил:
— Очень скоро, дорогой друг Николас, османам станет не до вас. На подходе русский флот. Он сумеет связать все силы турецкой военщины.
Отпустив Николаса Красного восвояси, граф Орлов вызвал «на ковер» Ваню Иванова, о «превышении полномочий» которого в недавней вылазки против британских шпионов ему доложили несколько раньше.
— Что же ты, Ваня, творишь непотребное?! — рявкнул граф, увидев своего секретаря и переводчика на пороге кабинета. — Тебе было поручено серьезное дело, а ты его разменять изволил на «хиханьки да хаханьки»? Смотри, Ваня, с огнем играешь! Я ведь не погляжу на твою прежнюю безупречную службу в лейб-гвардии, накажу по всей строгости военного положения… Ты почему заколол англичанина, негодник? Да еще посмел свои негодные «частушки» на мертвом теле оставить… Я про тебя все знаю!..
— Да какой он англичанин, ваше сиятельство? — вставил оправдательное слово обвиняемый. — Русак он природный. Только вот, каналья, предался иноземцам за иудины сребреники. У этого «англичанина» и фамилия русская — Михайлофф… Уж очень его кислая физиономия здесь примелькалась. Он вокруг нашей штаб-квартиры только что не танцевал, все увивался. По-русски со всеми заговаривал, людей наших на предательство подбивал за деньги, водку и баб непотребных… Одним словом — сатана. Да и признал он меня, сучий сын, во время оное. Даже по имени назвал. Пришлось его жизни лишить. А что делать? Но я, как честный дворянин, представил ему равные с собой возможности. Ну, а то, что я, как оказалось, ловчее его владею шпагой, в том счастье мое… В общем, ваше сиятельство, этот самый Михайлофф жил — не крестьянин, а умер — не боярин. Как собака, одним словом…
— Горазд ты, Ваня, языком молоть, — сменяя гнев на милость, произнес граф Орлов. — Но в следующий раз гляди у меня! Чтоб никаких «частушек» на мертвецах не оставлять! Тоже мне, моду взяли вместо поминальных записок сатанинские вирши на покойных возлагать… Это уж, знаешь ли, чересчур!
Прожитый день уходил в небытие, оставляя после себя множество суетных дел, кажущихся важными и необходимыми, но в основном своем большинстве так и недоведенные до логического завершения. Еще этот день основательно вымотал русских в Ливорно, забрав силы, даже не столько физические, сколько моральные и от этого накопилась усталость.
Граф Орлов захлопнул папку с документами и посмотрел на мотавшегося из угла в угол братика Федора, что-то без конца бубнившего себе под нос.
— Ты что, Феденька, молитвы творишь? — спросил его Алехан.
— Да я уже и молиться не могу.
— Что так?
— Жрать хочется, братик, сил нет терпеть!
— Или ты не знаешь, что пост нынче? Петров пост… — сказал не столько Федору сколько самому себе Алехан. — Но поесть все одно надо. И вкусно поесть, что Бог послал. Потому как мы не чревоугодничества ради, а только для необходимого восстановления телесного и утраченных сил, которые нам в ближайшие дни очень даже понадобятся.
